Как все-таки прекрасны здешние леса! На склонах окружающих их гор цветут и пахнут красивые цветы, а вековые деревья вонзаются, как в песне поется, в небо. В тени развесистых крон ощущается настоящее единение с природой. Лиственницы, буки, пихты, ясени, дубы и даже орешники – все вместе и рядом. Какое счастье любоваться этой прелестью! Но желательно издали.
Никакого, поверьте, нет удовольствия в том, чтобы часами переть через всю эту прелесть с рюкзаком за спиной, когда хвойные иголки не только приятно пружинят под ногами, но и порой скользят, подобно льду, так что при спусках и подъемах можно запросто навернуться. Повсюду встречаются буреломы, пробираясь через которые легко можно переломать кости. Ветки деревьев то и дело норовят выколоть глаза, с размаху хлестнуть по физиономии или намертво вцепиться в одежду. Паучки с муравьями постоянно лезут за шиворот. Комары, подобно вампирам, с наслаждением пьют кровь и все никак не могут напиться. Паутина норовит облепить потное лицо и забраться глубоко в уши. А еще здесь, говорят, водятся клещи. В общем, никогда я не понимал пламенной любви к дикой природе у некоторых людей.
Мы остановились на ночлег в лощине. Переоделись, развесили мокрые от пота футболки на ветках, собрали хворост, уселись, развели костер.
– Как ты? – спросил я, хлопоча по хозяйству. Помогать мне у девушки не было ни сил, ни желания.
– Усталая, грязная, насквозь пропотевшая. Как я, по-твоему? Просто, блин, прекрасно! И вообще…
Я прервал крик ее измученной души:
– Есть хочешь?
– Ты знаешь, да. Что у нас нынче на ужин?
– Фуа-гра под ежевичным соусом, стейк из семги, икра белужья, фрукты, шампанское. В смысле макароны с тушенкой, чай с сахаром и хлеб.
– Какая гадость! – с чувством проговорила Бульдожка.
– То есть от ужина ты отказываешься? – уточнил я.
– Не дождешься.
Мы оба в свое время прошли курс выживания. Шлялись днями и ночами по неокультуренной природе, питались тем, от чего гарантированно вывернет наизнанку нормального человека, ночевали не на перинах – то есть трудности общения с природой переносить научились. Но кто, черт подери, сказал, что нам это нравится?
– А макароны тебе удались, – выдала мне комплимент девушка. – Даже не ожидала, признаться.
– Тонко намекаешь на добавку? – смекнул я.
– Если не жалко.
Чай, кстати, тоже получился весьма и весьма – крепкий, с легким запахом дыма и минимумом плавающих в нем мошек и комаров.
– Наелась?
– От пуза, – призналась Бульдожка. – Сейчас бы еще…
– Тогда иди сюда, – позвал я ее, не дослушав.
Я достал из рюкзака ноутбук, включил и вывел на экран крупномасштабную карту.
– Где мы? – спросила девушка, подсев поближе.
– Вот, – я ткнул в экран веткой. – Мы здесь. А вот тут – переходы через границу. Всего три штуки.
– И через какой мы пойдем?
– Через этот.
– Почему?
– Потому что вот этот, – я ткнул в карту, – самый сложный и дальний от нас. Кое-где здесь просто отвесные скалы. Оно нам надо, тем более ночью?
– Почему именно ночью?
Я еле заметно поморщился. Иногда стоит дослушать, а потом уже задавать вопросы.
– Потом объясню. – Я опять ткнул веточкой в экран. – Вот этот переход ближе к нам и самый легкий. Но через него мы тоже не пойдем.
– Объясни.
– Потом. Мы выбираем переход номер три. Он чуть подальше и посложнее второго, но на скалы лезть не придется. Ты справишься.
– Я все-таки хотела бы знать. – Бульдожка прикурила от веточки из костра. – Зачем ты все усложняешь?
– Ответ простой, радость моя: ждать тебя будут именно на третьем переходе.
– Бросаешь девушку под танки, – вздохнула она. – Неужели тебе меня ни капельки не жалко?
Я тоже закурил.
– Еще как жалко. Прости, но иначе нельзя. Кажется, мы об этом уже говорили.
– Говорили. Но все равно как-то боязно.
– Все будет хорошо, – успокоил я ее и себя. – И потом… Впрочем, ты помнишь.
– Помню. – Она зевнула. – Сегодня никакой романтики, извини. Очень спать хочется.
– Ну так спи… – Я глянул на часы. – До двух ночи еще целых шесть часов.
– А ты?
– А я буду охранять твой сон. В два ты меня сменишь.
Возражений с ее стороны не последовало. В лесу всякое может случиться, поэтому лучше одному смотреть и слушать, чем обоим не проснуться.
Глава 28
Бульдожка скинула на землю рюкзак, рухнула следом и принялась наблюдать, как я изображаю прислугу.
– А ты неплохо держишься для своих лет, бодренький такой. Неужели совсем не устал?
– Опыт, дочь моя, – отозвался я, бросил на землю охапку хвороста и принялся разжигать костер.
Папа с мамой обожали природу, почти каждые выходные выводили меня на встречу с ней с увесистым рюкзаком за спиной. И хоть любить ее меня не заставляли, кое-чему научили. Прежде всего тому, что костер сам не разжигается, а еда сама не готовится, поэтому человек должен все это делать, даже если он устал и больше всего на свете ему хочется упасть и не двигаться.
Девушка меж тем немного пришла в себя и принялась наносить мазь на лицо и открытые участки тела. Потом принюхалась и изобразила гримасу.
– Воняет, однако…
– Зато кусать меньше будут, – отозвался я.
– Хочется верить… А что у нас на обед?