Читаем Сцены частной и общественной жизни животных полностью

«Благородные Животные, – говорит он, – в проселочных дорогах я ничего не смыслю; зато в том, что касается железных дорог, я согласен с прославленным Тигром. Я зарабатывал на пропитание в поте лица, четыре или пять раз в день проделывая путь из Лондона в Гринвич и обратно: в тот самый день, когда была открыта железная дорога, хозяин уселся в поезд, а я остался без работы. Теперь повсюду разъезжают эти отвратительные повозки, которые двигаются без нашего участия. Я требую либо разрушить все железные дороги у меня на родине, либо предоставить мне гражданство во Франции. Я люблю Францию, потому что здесь мало железных дорог, да и лошадей тоже»[144].

Хамелеон поднимается на трибуну, чтобы заявить, что он счастлив и горд быть, как всегда, заодно со всеми

Босский Тяжеловоз, который накануне привез из Шартра в Париж огромный воз зерна, ржет от нетерпения; он заявляет, что иностранные кони вечно всем недовольны и что они просто с жиру бесятся. Он убежден, что всякое здравомыслящее Животное обязано радоваться появлению железных дорог.

Бык и Осел кричат с места: «Да, да».

Чтобы дать участникам собрания отдохнуть, господин Председатель объявляет десятиминутный перерыв.

Но очень скоро раздается звон колокольчика и господа делегаты возвращаются на свои места с поспешностью, которая свидетельствует разом и об их рвении, и об их неискушенности в парламентских делах.

На трибуну взлетает Соловей; он просит у Господа чистого неба и теплых ночей для своих песен, а затем исполняет с божественной грацией несколько гармонических стансов Ламартина.

Пение его восхитительно, но доступно не всякому; грубая Выпь вопит и призывает его не отклоняться от темы.

Осел конспектирует соловьиные песни и подвергает критике одну из рифм – на его вкус, недостаточно богатую.

Павлин и Райская Птица смеются над невзрачной внешностью оратора-певца.

Левый депутат требует равенства.

Королевская Птица и Браминский Сыч бросают на независимого оратора взгляды, исполненные презрения.

Краб, уже десять лет томящийся в ботаническом рабстве, жалобным голосом молит отпустить его на волю.

Земляной Червь, трепеща, требует отменить частную собственность и провозгласить общность имущества.

Улитка стремительно прячется в раковину, Устрица закрывает створки, а Черепаха объявляет, что своего панциря не отдаст никому.

Старый Дромадер, уроженец Мекки, который до сих пор скромно хранил молчание, говорит, что Ассамблея не выполнит своей цели, если не объяснит Людям, что места на земле много и необязательно одним усаживаться на спину другим.

Осел, Конь, Слон и сам Председатель кивают в знак согласия.

Несколько участников собрания окружают Дромадера и принимаются расспрашивать его касательно Восточного вопроса. Дромадер очень здраво отвечает, что Господь велик, а Магомет пророк его.

Юный Барашек робко высказывается в пользу прелестей сельской жизни: он говорит, что трава свежая, а пастух добрый, и спрашивает, нельзя ли все уладить миром?

Хряк бормочет что-то нечленораздельное; окружающие решают, что он выступает за status quo.

Старый Кабан, которого противники обвиняют в заигрывании со скотным двором, заявляет, что нужно принимать жизнь как она есть, но дожидаться удобного случая.

Гусыня гордо объявляет, что не занимается политикой.

Сорока возражает, что подобное равнодушие Гусыни окажется очень на руку тем, кто однажды вздумает ее ощипать.

Хамелеон поднимается на трибуну, чтобы заявить, что он счастлив и горд быть, как всегда, заодно со всеми.

Лис, до того лишь набрасывавший кое-какие заметки, видит, что список ораторов исчерпан, и поднимается на трибуну в ту самую минуту, когда на нее в третий раз пытается вскочить Сорока. Та разочарованно уступает ему место и удаляется, держа под крылом объемистую рукопись, которую она сочинила с одной Клушей из числа своих подружек.

Выдра предлагает понюшку табаку старому Бобру. Хряк, его сосед, в крайнем смущении закрывает глаза и всем своим видом показывает, что вот-вот чихнет

Лис говорит, что с величайшим вниманием выслушал всех ораторов; что он восхищен мощью и возвышенностью мыслей Льва; что он бесконечно уважает величие Львиного характера, но что прославленный оратор, по всей вероятности, единственный Лев во всей Ассамблее, а Ботанический сад мало похож на пустыню;

– что он не желал бы разрушать иллюзии Пса, но не может закрыть глаза на его ошейник;

Пес смущенно чешет за ухом. Какой-то остряк замечает, что уши у Пса куда короче, чем были при рождении, и осведомляется, правда ли, что нынче мода на короткие уши. (Смех в зале.)

– что он на мгновение разделил воинственный пыл Тигра и был уже готов вторить его грозному рыку, однако вспомнил, что Человек изобрел порох, а звериная нация еще не умеет пользоваться огнестрельным оружием. «Вдобавок факты доказывают, что на нашей грешной земле побеждает далеко не всегда тот, кто прав»;

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Пьер, или Двусмысленности
Пьер, или Двусмысленности

Герман Мелвилл, прежде всего, известен шедевром «Моби Дик», неоднократно переиздававшимся и экранизированным. Но не многие знают, что у писателя было и второе великое произведение. В настоящее издание вошел самый обсуждаемый, непредсказуемый и таинственный роман «Пьер, или Двусмысленности», публикуемый на русском языке впервые.В Америке, в богатом родовом поместье Седельные Луга, семья Глендиннингов ведет роскошное и беспечное существование – миссис Глендиннинг вращается в высших кругах местного общества; ее сын, Пьер, спортсмен и талантливый молодой писатель, обретший первую известность, собирается жениться на прелестной Люси, в которую он, кажется, без памяти влюблен. Но нечаянная встреча с таинственной красавицей Изабелл грозит разрушить всю счастливую жизнь Пьера, так как приоткрывает завесу мрачной семейной тайны…

Герман Мелвилл

Классическая проза ХIX века