Читаем Сцены частной и общественной жизни животных полностью

Кот-помещик (country gentleman) заметил, что на континенте католики, особенно в Париже, вблизи застав[237], ежедневно лишают жизни Котов и Кошек («Не отклоняйтесь от повестки дня!» – закричали слушатели). Вдобавок эти надругательства сопровождаются ужасной клеветой: отважных Котов выдают за Кроликов – ложь и варварство, которые оратор объяснил незнакомством с основами истинной англиканской религии, позволяющей лгать и плутовать только в тех случаях, когда речь идет о государственном управлении, внешней политике и кабинете министров.

Оратора заклеймили радикалом и мечтателем. «Мы собрались здесь для обсуждения интересов английских Котов, а не тех, которые живут на континенте!» – гневно воскликнул Котофей-тори. Милорд Пуф задремал. Заседание окончилось, и тут один молодой Кот из французского посольства, говоривший с акцентом, который обличал его национальность, обратил ко мне восхитительные слова.

– Любезная Красотка, природа еще очень долго не сможет создать Кошку, способную сравняться с вами. По сравнению с вашей шелковистой и блестящей шерсткой персидский и индийский кашемир кажутся верблюжьей шерстью. Вы источаете аромат, от которого ангелы лишаются чувств, не в силах вынести столь безграничное блаженство; я учуял его в гостиной князя де Талейрана[238]

и примчался сюда слушать тот потоп глупостей, который вы именуете meeting
[239]. Огонь ваших глаз светит мне в ночи! Ваши уши были бы безупречны, если бы помогли мне донести до вас мои мольбы. Во всей Англии не найдется розы такой же розовой, как ваш розовый ротик. Как ни старайся рыбак, он не отыщет на дне морском жемчужин, могущих сравниться с вашими зубами. Ваша прелестная мордочка, изящная и утонченная, – самое очаровательное из всего, что произвела на свет Англия. Снег с альпийских горных вершин показался бы ржавым по сравнению с Вашей небесной шкуркой. Такую шерстку не найдешь нигде, кроме вашего туманного края! Ваши лапки с величайшей грацией и мягкостью несут тело, которое можно было бы назвать венцом творения, если бы ваш хвост, элегантный толкователь движений вашей души, не превосходил его своим совершенством: да! ни у одной Кошки хвост не описывает такую элегантную дугу, не изгибается так округло, не движется так плавно[240]
. На что вам сдался старый пройдоха Пуф, который дрыхнет, как пэр Англии в парламенте? вдобавок этот негодяй продался вигам, а во время долгой жизни в Бенгалии растерял все, что может понравиться Кошке.

Я украдкой взглянула на этого французского обольстителя: всклокоченный, мелкий, развязный, он нисколько не походил на английского Кота. Его бойкий вид, равно как и манера навострять уши, обличали в нем беззаботного повесу. Признаюсь, важность английских Котов и их попечения о сугубо материальной чистоте успели меня утомить. Особенно смешной казалась мне их забота о respectability. Чрезвычайная естественность этого неопрятного Кота поразила меня: слишком резко она контрастировала с тем, что я видела в Лондоне. Вдобавок я вела жизнь столь размеренную, я так твердо знала, какие занятия мне предстоят до конца моих дней, что физиономия этого французского Кота пленила меня именно обещанием неожиданностей. Внезапно все кругом показалось мне пресным. Я поняла, что смогла бы жить на крыше с забавным выходцем из того края, жители которого, потерпев поражение от величайшего английского генерала, утешились песенкой: «Мальбрук в поход собрался! Миронтон, тон-тон, миронтен!»[241] Тем не менее я разбудила милорда и дала ему понять, что час уже поздний и нам пора домой. Я не подала виду, что слышала обращенное ко мне объяснение в любви, и мнимая моя бесчувственность потрясла Бриске[242]. Он изумился тем сильнее, что сам считал себя большим красавцем. Позже я узнала, что все Кошки сразу поддавались его чарам. Я глянула на него краем глаза: он удалялся вприпрыжку, то и дело перебегал с одной стороны улицы на другую, словом, вел себя, как всякий французский Кот в отчаянии: настоящий Англичанин выражал бы свои чувства с большей пристойностью и не выставлял бы их напоказ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Пьер, или Двусмысленности
Пьер, или Двусмысленности

Герман Мелвилл, прежде всего, известен шедевром «Моби Дик», неоднократно переиздававшимся и экранизированным. Но не многие знают, что у писателя было и второе великое произведение. В настоящее издание вошел самый обсуждаемый, непредсказуемый и таинственный роман «Пьер, или Двусмысленности», публикуемый на русском языке впервые.В Америке, в богатом родовом поместье Седельные Луга, семья Глендиннингов ведет роскошное и беспечное существование – миссис Глендиннинг вращается в высших кругах местного общества; ее сын, Пьер, спортсмен и талантливый молодой писатель, обретший первую известность, собирается жениться на прелестной Люси, в которую он, кажется, без памяти влюблен. Но нечаянная встреча с таинственной красавицей Изабелл грозит разрушить всю счастливую жизнь Пьера, так как приоткрывает завесу мрачной семейной тайны…

Герман Мелвилл

Классическая проза ХIX века