Под нами простирались хлебные поля, леса, города и печальные равнины Шампани. В окрестностях Меца запах, долетевший с земли, привлек внимание моего Мотылька. «Плодородный край! – воскликнул он. – Какой простор! какие обильные потоки изливаются здесь с гор и как прекрасны, должно быть, здешние цветники!» И он с кокетливым видом направился к Розе – единственной Розе, которая цвела на берегах Мозеля. «Великолепная Роза! – шептал он. – Какие живые краски! Какие природные сокровища! Какой праздничный вид и какое могучее здоровье!»
Старый Мотылек
– Боже мой! как Вы красивы и привлекательны! – сказал он ей. – Никогда еще солнце не освещало Розу столь ослепительную. Не прогоняйте меня, прошу вас, я прилетел издалека; позвольте мне хоть на мгновение опуститься на одну из веток вашего розового куста.
– Прочь, – отвечала надменная Роза, – откуда я знаю, кто ты. Ты самонадеян и льстив; ты лжец, поди прочь.
Он все-таки подлетел поближе и тотчас отпрянул.
– Злюка! – вскрикнул он. – Ты меня уколола!
И он показал поцарапанное крылышко.
– Я больше не люблю Роз, – прибавил он, – они жестокие и бессердечные. Полетим дальше, счастье – в непостоянстве.
Неподалеку он заметил Лилию; ее изысканность пленила его, однако он был смущен аристократизмом ее манер, ее величественным видом и благородной белизной.
– Я не смею любить вас, – сказал он ей самым почтительным голосом, – ибо я всего лишь Мотылек и боюсь шевельнуть крыльями в вашем благоуханном соседстве.
– Будь безупречен, – отвечала Лилия, – никогда не изменяйся, и я стану тебе сестрой.
Никогда не изменяться! На этом свете искренни одни Мотыльки: он не смог ничего обещать. И порыв ветра унес его на серебристые песчаные берега Рейна.
Очень скоро я догнала его.
Он уже объяснялся в любви Ромашке.
– Следуй за мной, – говорил он ей, – следуй за мной, и я полюблю тебя, потому что ты проста и наивна; пересечем Рейн, отправимся в Баден. Тебе понравятся тамошние блестящие празднества, концерты, украшения, волшебные дворцы и голубые горы, которые высятся вон там на горизонте. Покинь здешние однообразные берега, и ты станешь прелестнейшим из всех цветов, какие влечет к себе великолепный Баден.
– Нет, – отвечала добродетельная Ромашка, – нет, я люблю Францию, люблю эти берега, на которых родилась, люблю этих Маргариток, своих сестер, которые меня окружают, люблю эту землю, которая меня вскормила; я должна жить и умереть здесь. Не уговаривай меня совершить дурной поступок.
Ромашки достойны любви, потому что они любят добро и постоянство.
– Я не могу последовать за тобой, но ты, ты можешь остаться со мной; вдали от светского шума, о котором ты толкуешь, я полюблю тебя. Поверь мне: быть счастливым нетрудно, надо только довериться доброй природе. Какой цветок полюбит тебя больше, чем я! Смотри, вот мои лепестки, пересчитай их, не упусти ни одного, ни тех, которые я принесла в жертву тебе, ни тех, которые потеряла от горя; спроси: «Любит? не любит?»; пересчитай лепестки еще раз и убедись, что я люблю тебя, очень люблю, а вот ты, неблагодарный, совсем меня не любишь!
Он замер в сомнении, и я увидел, что перед нежным цветком забрезжила надежда…
– На что же мне крылья? – воскликнул он и взмыл ввысь.
– Я этого не переживу! Лучше умереть, – сказала Ромашка, и головка ее поникла.
– Умирать еще рано, – возразила я, – поверь, боль утихнет, а любовь редко бывает счастливой.
И я напомнила ей прекрасный стих Ламартина, осушивший слезы стольких цветов:
– Не забудь обо мне, полюби меня, полюби меня; обрати свой белый венец и свое сердце к тому уголку земли, где тебя обожают; я маленький цветок, как и ты, и люблю все, что любишь ты, – тихонько шептала безутешной Ромашке ее соседка, голубая Незабудка, слышавшая весь разговор с Мотыльком.
«Добрая душа, – подумала я, – если цветам суждено любить друг друга, быть может, ты будешь вознаграждена», – и, чуть повеселев, последовала за моим легкомысленным воспитанником.
– Я люблю движение, я получил от природы крылья, чтобы летать, – повторял он с грустью. – Как плачевна участь Мотыльков! Я не хочу больше видеть ничего растущего на земле. Я желаю забыть эти недвижные цветы, встречи с ними меня привели в уныние! Жизнь мне опостылела…
И на моих глазах он ринулся вниз, к реке, словно внезапно принял какое-то решение! Ужасное предчувствие сковало мне душу…
– Боже! – вскричала я. – Неужели он хочет умереть!
И в отчаянии я спустилась к реке, которая в этих местах очень глубока.
Но водная гладь была уже спокойна и на поверхности виднелись только листья кувшинок, вокруг которых водяные пауки описывали замысловатые вензеля.
Признаться ли? я похолодела.
К счастью, я отделалась легким испугом; мой Мотылек просто-напросто был скрыт от меня купами Тростников.