Сцены из провинциальной жизни

Что до него, то он может одеваться как лондонец, брести на работу как лондонец, но у него нет наготове острот. Никогда в жизни лондонцы не признают его своим. Напротив, лондонцы сразу распознают в нем еще одного из тех иностранцев, которые по каким-то нелепым причинам предпочитают жить там, где им не место.

Сколько же нужно прожить в Лондоне, прежде чем его признают своим и он станет англичанином? Достаточно ли получить английский паспорт — или же странно звучащая иностранная фамилия означает, что от него всегда будут отстраняться? Да и в любом случае, что такое «стать англичанином»? Англия — дом для двух наций, и ему нужно выбирать между ними: стать англичанином из среднего класса или англичанином из рабочего класса. По-видимому, он уже сделал свой выбор. Он носит униформу среднего класса, читает газету среднего класса, подражает речи среднего класса. Но одних внешних признаков недостаточно, чтобы его приняли, ни в коей мере. Принадлежность к среднему классу — настоящая принадлежность, а не временный билет на некоторые дни в году — была определена, насколько ему известно, много лет назад, даже несколько поколений назад, согласно правилам, которые навсегда останутся для него неясными.

Что касается рабочего класса, то он не участвует в его развлечениях, едва понимает его речь, никогда не видит ни малейших проявлений сердечности. У девушек из IBM есть бойфренды из рабочего класса, они думают о замужестве, детях и муниципальных домах и холодно реагируют на его ухаживания. Он может жить в Англии, но, конечно, не по приглашению рабочего класса.

В Лондоне есть и другие южноафриканцы, их тысячи, если верить газетам. Есть также канадцы, австралийцы, новозеландцы, даже американцы. Но эти люди не эмигранты, они не собираются осесть здесь и стать англичанами. Они приехали развлечься, выучить язык или заработать денег, прежде чем совершить путешествие по Европе. Когда с них будет довольно Старого Света, они вернутся домой и продолжат свою подлинную жизнь.

В Лондоне есть и европейцы — не только те, кто изучает язык, но и беженцы из Европейского блока и даже из нацистской Германии. Но их положение отличается от его. Он не беженец, и если станет претендовать на положение беженца, это ничего не даст ему в Министерстве внутренних дел. Кто вас угнетает, спросит Министерство внутренних дел? От кого вы сбежали? От скуки, ответит он. От филистерства. От атрофии морали. От стыда. Что даст ему подобное оправдание?

Есть еще и Паддингтон. Проходя по Мейда-Вейл или Килбэрн-Хай в шесть часов вечера, в тусклом свете фонарей он видит толпы уроженцев Вест-Индии, которые плетутся к себе домой, кутаясь от холода. Их плечи сгорблены, руки глубоко засунуты в карманы, кожа имеет сероватый оттенок. Что притягивает их с Ямайки и из Тринидада в этот бессердечный город, где даже от камней на улицах исходит холод, где дневные часы они проводят за тяжелой нудной работой, а вечера — съежившись у газового обогревателя в съемной комнате с облупившейся краской на стенах и продавленной мебелью? Конечно, не все они здесь для того, чтобы снискать славу поэтов.

Люди, с которыми он работает, слишком вежливы, чтобы выражать свое мнение об иностранных гостях. И тем не менее, что-то в их молчании говорит о том, что он не нужен в этой стране, положительно не нужен. На тему об уроженцах Вест-Индии они также не высказываются. Но он умеет читать знаки. «НИГГЕР, УБИРАЙСЯ ДОМОЙ» — вот что гласят лозунги, написанные краской на стенах. «НИКАКИХ ЦВЕТНЫХ» — такие объявления вывешены в окнах пансионов. Из месяца в месяц правительство ужесточает законы об иммиграции. Выходцев из Вест-Индии задерживают в доках Ливерпуля, пока они не погружаются в отчаяние, а затем отправляют туда, откуда они приехали. Если ему не дают столь неприкрыто почувствовать, что он тут нежелателен, то лишь из-за его защитной окраски: костюм от «Мосс бразерз», белая кожа.

13

«По зрелом размышлении я пришел к выводу…» «После долгих колебаний я пришел к выводу…»

Он прослужил в IBM больше года: зима, весна, лето, осень, еще одна зима, а теперь уже начало следующей весны. Даже в здании бюро на Ньюмен-стрит, в коробке с запечатанными окнами, он чувствует дыхание весны. Он больше не может так жить. Не может больше приносить свою жизнь в жертву принципу, что человеческие существа должны в муках зарабатывать свой хлеб, — принцип, которого он, по-видимому, придерживается, хотя понятия не имеет, откуда он взялся. Не может вечно демонстрировать своей матери в Кейптауне, что ведет солидный образ жизни, и поэтому она может перестать о нем беспокоиться. Обычно он не знает, чего хочет, и это его не заботит. Уверенность в том, чего хочешь, приводит, по его мнению, к угасанию творческой искры. Но в данном случае он не может себе позволить плыть по течению как обычно, в тумане нерешительности. Он должен уйти из IBM. Должен уволиться, каких бы унижений это ему ни стоило.