Впоследствии я часто размышляла о том, что было бы, если бы вместо того, чтобы отталкивать его, я бы ответила на его чувства. Если бы у меня тогда хватило мужества развестись с Марком, а не ждать еще тринадцать-четырнадцать лет, и если бы я вышла замуж за Джона. Сложилась бы моя жизнь лучше? Возможно. А может, и нет. Но тогда я не была бы бывшей любовницей, которая сейчас беседует с вами. Я была бы скорбящей вдовой.
Крисси была проблемой, ложкой дегтя в бочке меда. Крисси была очень привязана к отцу, и мне становилось все труднее справляться с ней. Она была уже не младенец — ей должно было скоро исполниться два, — и хотя она на удивление медленно училась говорить (оказалось, что я зря беспокоилась, позже она наверстала и тараторила без умолку), она с каждым днем становилась все более подвижной и бесшабашной. Научилась вылезать из своей кроватки, мне пришлось нанять мастера, чтобы он поставил калитку на верхней лестничной площадке, иначе она могла бы грохнуться с лестницы.
Помню, как однажды ночью Крисси внезапно появилась у моей кровати, протирая глаза и хныча. У меня хватило присутствия духа схватить ее и быстро унести в детскую, прежде чем она поняла, что рядом со мной в постели не папа, а что, если в следующий раз не так повезет?
Я никогда не была совершенно уверена насчет того, какое скрытое влияние может оказать моя двойная жизнь на ребенка. С одной стороны, я говорила себе, что поскольку я физически удовлетворена и пребываю в согласии с собой, то это должно повлиять на нее благотворно. Если вам кажется это эгоцентричным, то позвольте напомнить, что в то время, в 1970-е, с прогрессивной точки зрения секс приветствовался в любом обличье, с любым партнером. С другой стороны, было ясно, что Крисси находит чередование папы и дяди Джона в нашем доме странным. Что произойдет, когда она начнет говорить? А что, если она перепутает этих двоих и назовет отца дядей Джоном? Тогда начнется настоящий ад.
Я всегда считала Зигмунда Фрейда болтуном, начиная с эдипова комплекса и кончая его нежеланием видеть, что дети постоянно подвергаются сексуальному унижению, даже в домах его клиентов из среднего класса. И тем не менее я согласна, что дети с самого раннего возраста проводят много времени, ломая голову над своим местом в семье. Если брать Крисси, наша семья до того момента была простой: она сама, солнце в центре Вселенной, плюс мама и папа, планеты-спутники. Я приложила некоторые усилия к тому, чтобы объяснить, что Мария, которая появляется в восемь утра и исчезает в полдень, не является членом нашей семьи. «Марии сейчас пора домой, — говорила я ей при Марии. — Попрощайся с Марией. У Марии есть своя собственная маленькая девочка, которую нужно кормить и заботиться о ней». (Я упоминала только одну дочку Марии, чтобы не усложнять дело. Мне было хорошо известно, что у Марии семь детей, которых нужно кормить и одевать: пять ее собственных и двое — ее сестры, которая умерла от туберкулеза.)
Что касается семьи Крисси в более широком понимании, то ее бабушка по моей линии умерла еще до ее рождения, а дедушка, как я вам уже говорила, обитал в санатории. Родители Марка жили в сельской местности Восточной Капской провинции, в фермерском доме, окруженном забором высотой два метра, с проволокой, по которой был пропущен электрический ток. Они никогда не ночевали вне дома, опасаясь, что ферму ограбят и уведут скот, так что можно было считать, что они живут как бы в тюрьме. Старшая сестра Марка жила за тысячи миль от нас, в Сиэтле, мой брат никогда не приезжал в наши края. Итак, у Крисси было весьма упрощенное представление о семье. Единственной сложностью был дядя, который в полночь прокрадывался в мамину постель. Как вписывался в картину этот дядя? Он член семьи или, напротив, червь, разъедающий ее изнутри?
И Мария — сколько знала Мария? У меня никогда не было уверенности на этот счет. В те дни труд мигрантов был в Южной Африке нормой, так что Марии, наверно, была очень хорошо знакома ситуация, когда муж прощается с женой и детьми и отправляется в большой город на заработки. Но одобряла ли Мария жен, забавлявшихся в отсутствие мужей, — это другой вопрос. Хотя Мария никогда не видела моего ночного посетителя, вряд ли она обманывалась на этот счет. Такие посетители оставляют после себя слишком много следов.
Однако что это? Сейчас действительно шесть? Я и понятия не имела, что так поздно. Придется прерваться. Можете прийти завтра?
Хорошо, давайте поторопимся. Осталось немного. Я буду рассказывать быстрее.