Сцены из жизни богемы

Бывают страшные дни: это первое и пятнадцатое число каждого четвертого месяца. Родольф не мог без ужаса думать о приближении этих чисел и называл их «мысами бурь». В такие дни врата Востока отворяет не заря, а кредитор, домовладелец, судебный пристав или какая-нибудь другая светлая личность. И день начинается с ливня счетов, расписок, уведомлений, а, заканчивается градом опротестованных векселей. Поистине это Dies irae! [День гнева господня (лат.)]

И все же утром пятнадцатого апреля Родольф безмятежно почивал… и ему грезилось, будто дядя оставил ему в наследство целую область в Перу со всеми ее сокровищами, включая и перуанок.

Самонадеянный наследник еще плыл по волнам воображаемого Пактола, когда скрип двери нарушил его грезы, оборвав золотой сон в самый блистательный момент.

Родольф подскочил на кровати, еще не вполне очнувшись, и осмотрелся вокруг.

И тут он словно в тумане различил человека, тот вошел и остановился среди комнаты — и притом какой человек!

На раннем посетителе была треуголка, за спиною — сумка, в руке — портфель, одет он был в светло-серый мундир и, видимому очень запыхался, поднимаясь на шестой этаж. Манеры у него были весьма мягкие, а походка легкая — такая поступь была бы у несгораемого шкафа, если бы ему вздумалось зашагать.

Родольф сначала было испугался: при виде треуголки и мундира он подумал, что к нему явился полицейский.

Но, заметив довольно туго набитую сумку, он понял, что ошибся.

«Ах, вот оно что! — мелькнуло у него в голове. — Это насчет наследства… человек, прибывший с Островов… Но тогда почему же он не негр?»

И, поманив к себе незнакомца, Родольф сказал, указывая на сумку:

— Мне все известно. Садитесь. Благодарю вас.

Незнакомец был не кто иной, как разъездной кассир из Государственного банка. В ответ на приглашение он протянул Родольфу бумажку, испещренную какими-то значками и разноцветными цифрами.

— Вам нужна расписка? — продолжал Родольф. — Что ж, это в порядке вещей. Подайте мне, пожалуйста, перо и чернила. Вот там, на столе.

— Наоборот, я пришел с вас получить, — ответил кассир. — С вас причитается по векселю сто пятьдесят франков. Сегодня пятнадцатое апреля.

— Вот как! — удивился Родольф, рассматривая вексель. — Подпись Бирмана. Это мой портной… Увы! — меланхолично вздохнул он, переводя взгляд с векселя на сюртук, валявшийся у него на кровати. — Причины позабыты, а следствия дают о себе знать. Позвольте! Неужели сегодня пятнадцатое апреля? Это просто невероятно! А я еще даже не пробовал клубники.

Кассиру надоело ждать, и он собрался уходить, сказав напоследок:

— Последний срок — четыре часа дня.

— Для порядочных людей часов не существует, — ответил Родольф. — Обманщик! Сумку так и унес! — добавил он с сожалением, наблюдая, как человек в треуголке исчезает за дверью.

Родольф задернул полог и попробовал вновь пуститься вдогонку за наследством, но он уже сбился с пути. Тут ему приснился другой, не менее лестный сон: директор «Французской Комедии» приехал к нему и стал почтительно упрашивать, чтобы он предоставил театру свою драму. Отлично зная театральные нравы, Родольф требовал повышенного гонорара. Но в тот момент, когда директор уже совсем готов был сдаться, Родольфа снова разбудил пришелец, — тоже порождение пятнадцатого числа.

То был господин Бенуа, хозяин меблированных комнат, где жил Родольф, — человек с на редкость неподходящей фамилией. Господин Бенуа являлся для своих жильцов одновременно хозяином, сапожником и ростовщиком, в то утро от него исходил отвратительный запах дешевой водки и просроченного счета. В руках он держал пустой мешок.

«Черт побери, — подумал Родольф, — это уж никак не директор „Французской Комедии“… тот был бы в белом галстуке… и с полным мешком!»

— Здравствуйте господин Родольф! — господин Бенуа, подходя к кровати.

— Господин Бенуа! С добрым утром! Чему я обязан удовольствием видеть вас?

— Да я просто зашел напомнить, что нынче пятнадцатое апреля.

— Уже! Как летит время! Прямо-таки непостижимо! Пора покупать новые брюки! Пятнадцатое апреля! Подумать только! Если бы не вы, господин Бенуа, мне это ни за что не пришло бы в голову! Примите мою сердечную признательность.

— Я готов принять также и сто шестьдесят два франка, — продолжал господин Бенуа, — пора погасить этот должок.

— Я особенно не тороплюсь… Вы не стесняйтесь, господин Бенуа. Я потерплю… И должок подрастет.

— Но вы уже несколько раз откладывали платеж, — сказал хозяин.

— В таком случае — пожалуйста, пожалуйста. Давайте рассчитаемся. Мне, господин Бенуа, совершенно безразлично — что сегодня, что завтра… Да и то сказать — все мы под богом ходим… Рассчитаемся!

Морщины хозяина расплылись в любезной улыбке, и не только его сердце, но даже мешок затрепетал от надежды.

— Сколько я вам должен?

— Во-первых, за квартиру — за три месяца по двадцать пять франков, итого семьдесят пять франков.

— Совершенно верно, — заметил Родольф. — И еще?

— Еще за три пары штиблет по двадцать франков.