Сципион Африканский

Публий записал в моряки многих местных жителей и тем самым в полтора раза увеличил свое войско. Все деньги, взятые из государственной казны Нового Карфагена, он передал квестору. Вместе с взятыми из Рима деньгами это составило около тысячи талантов. Затем он украсил один из боевых кораблей оружием и другими трофеями и отправил его в Рим с радостной вестью. «Ибо римский народ потерял уже всякую надежду на успех в Иберии, и потому Публий ясно сознавал, что с получением известий они снова воспрянут духом и с удвоенным старанием и рвением займутся войной» ( Polyb., X, 19 , 9). Вестником победы он отправил Гая Лелия.

Сам Сципион пока оставался в Новом Карфагене. Эта неприступная крепость с прекрасной гаванью как нельзя лучше подходила для его замыслов. Целые дни он посвящал тренировке армии и флота. В первый день воины должны были пробегать 30 стадий (около пяти с половиной километров) в полном вооружении, на другой день — чистить и чинить оружие и выставлять его для осмотра перед палатками, на третий — отдыхать и развлекаться, на четвертый — сражаться друг с другом деревянными мечами и копьями. На пятый все начиналось сначала. Моряки между тем упражнялись в гребле и устраивали потешные сражения. Оружие для битв и игр изготавливали карфагенские ремесленники. «Публий строжайше им внушал, чтобы вооружение воинов было в полной исправности как для упражнений, так и для настоящей войны». Он сам ежедневно их обходил и проверял их работу. Таким образом, говорит Полибий, ежедневно сухопутные войска упражнялись, корабли схватывались друг с другом, ремесленники неутомимо ковали оружие, словом, город превратился в настоящую мастерскую войны ( Polyb., X, 20 , 1–7). «Вождь поспевал всюду со своей неусыпной деятельностью. То он был на судах и смотрел на эволюции флота, то присутствовал при маневрах легионов, то посвящал время осмотру работ; он поспевал и в мастерские, и в арсенал, и в верфи» ( Liv., XXVI, 51).

Эти упражнения были частью той великой военной реформы, которую провел в тот год Сципион. «С ее помощью выиграна была война, и она поставила его самого в ряды величайших полководцев мира». [59]Скаллард пишет: «Римская армия, которая по традиции строилась в три линии, имела два главных недостатка. Она полагалась главным образом на свою массу и… не могла легко поворачивать, поэтому более маневренная армия могла обойти ее с флангов и окружить, что и случилось при Каннах. Во-вторых, разная степень тренировки у отдельных воинов мешала независимым действиям составляющих частей армии; она могла действовать только в целом». [60]

Соответственно с этим Публий, во-первых, отказался от деления войска на три линии, вместо того он ввел маневренные манипулы. Каждая из них была самостоятельной единицей. Во-вторых, он начал тренировать войско по новой системе. Отныне всякий воин годился для любого боя: он мог сражаться и конным, и пешим, и мечом, и дротиком. «Каждый римлянин… приготовлен в одинаковой мере для всякого места, времени и для всякой неожиданности. Точно так же он с одинаковой охотой готов идти в сражение, ведется ли оно всей массой войска разом или даже отдельными воинами» ( Polyb., XIII, 32 , 10–12). «Трудно поэтому бороться с римским солдатом и трудно одолеть его» ( ibid., XV, 15 , 8).

Говоря о военных методах Сципиона, нельзя обойти молчанием одно немаловажное обстоятельство. Я имею в виду его отношение к воинской дисциплине. Дело в том, что его политические противники постоянно обвиняли Сципиона в ее нарушении. Это обвинение буквально преследует Публия, куда бы он ни поехал. Его называют погубителем римской дисциплины и даже человеком, не знающим, что это такое. К сожалению, ни один обвинитель не пожелал объясниться подробно и привести какие-нибудь конкретные факты. И все-таки что-то за этим обвинением, безусловно, кроется, иначе его не повторяли бы так настойчиво. Прежде всего необходимо напомнить, что дисциплина в римской армии была всегда страшно суровой и требовала абсолютного повиновения от воина и офицера. Легендарный рассказ о полководце Манлии, казнившем родного сына, который выиграл битву вопреки его приказу, дал название этой дисциплине: она называлась манлиевой ( disciplina manliana).

В чем же поведение Публия не соответствовало римским обычаям? Полибий постоянно подчеркивает его особую ласковость и приветливость к воинам, другие авторы говорят, что он осыпал их подарками, позволял веселиться ( Liv., XXIX, 19; Plut. Cat. mai., 3). И все без исключения рисуют его человеком доброжелательным и милосердным, у которого всегда можно вымолить прощение. Говорят даже, что он вообще от природы был не склонен карать чужие грехи ( Liv., XXIX, 21). Естественно предположить, что такой человек не мог быть к воинам чересчур суровым и склонен был снисходительно смотреть на их проступки.