Сципион Африканский

Так было при жизни. После смерти он удостоился необычной почести, которая ни до, ни после не выпадала на долю ни одному римлянину. «Его imago (изображение) стоит в cella храма Юпитера Всеблагого и Величайшего, и, когда род Корнелиев совершает какой-нибудь погребальный обряд, его выносят оттуда, и для одного Сципиона Капитолий является атриумом» (Val. Max., VIII, 15, 1). Imago — это восковая маска, снимавшаяся с лица покойного. Такие маски предков ставились в главной комнате дома — атриуме. Маска же Сципиона находилась не в фамильном атриуме, а в cella, то есть в святая святых храма, где при жизни любил в совершенном одиночестве, ночью, запершись, проводить время Сципион. Это показывает, что Публия считали существом природы божественной, тесно связанной с небожителями, поэтому храм был для него домом.^{17} Есть также известие, правда, происходящее из очень сомнительного источника, что еще при жизни Сципиона его статую хотели поставить в cella Юпитера.^{18}

Вероятно, сразу после смерти Публия всем этим легендам придал философское осмысление в духе пифагорейских учений его близкий друг поэт Энний. Он утверждал, что Сципион единственный человек, который после смерти взошел на небо и там в синих храмах среди звезд стал одним из небожителей.[39] Однако многие легенды говорят, что в нем при жизни текла божественная кровь, что отец его был не простой смертный, но один из блаженных богов. Рассмотрим эти предания.

Чудесное рождение

«Мать его долго считали бесплодной, и Публий Сципион, ее муж, уже отчаялся иметь детей. И вот однажды, когда мужа не было и она спала одна, в ее спальне на ложе рядом с ней появился исполинский змей. А когда увидевшие его, охваченные ужасом, закричали, он соскользнул с ложа и его не смогли найти. Публий Сципион вопросил гаруспиков, и они, совершив священнодействие, возвестили, что у него родится ребенок. Некоторое время спустя после появления змея на ложе женщина почувствовала признаки беременности, а через десять месяцев родила. Ребенок этот и был Публий Сципион, который победил Ганнибала и карфагенян в Африке» (Gell., VII, I). Этот змей, по мнению многих писателей, был богом Юпитером, принявшим облик дракона (Dio, 56, 38–39; Vir illustr., 49; ср. Val. Max., 1, 2, 2). Всю дальнейшую жизнь Публий был каким-то чудесным образом связан со змеями: когда он был совсем маленьким, его обвил змей, не причинив никакого вреда (Vir. Illustr., 49); едва он высадился в Африке, к лагерю подполз огромный дракон. Сципион счел это за доброе предзнаменование (Dio, 57, 63). Могилу его стережет исполинский змей (Plin. N.H., XVI, 234–235).

Как и когда такое предание могло возникнуть о Сципионе? Многие считают его поздним вымыслом, заимствованным из биографии Александра Македонского. Ибо известно, что змей подобным же образом появлялся рядом со спящей Олимпиадой. Это сходство замечено было уже античными авторами (Gell., VII, I; Liv., XXVI, 19). Геллий даже пишет, что сравнение Сципиона с Александром стало уже общим местом, обычной темой школьных сочинений и риторических упражнений. Легенды этой не упоминает ни Полибий, ни Аппиан. Можно почти с уверенностью сказать, что подобного рассказа нет у анналистов. Вот доказательства. В трактате «О предвидении» Цицерон обсуждает различные чудесные случаи. Он сообщает, что актера Росция в детстве обвила змея, не причинив ему вреда. «Отец Росция обратился к гаруспикам, и они возвестили, что не будет никого славнее, никого знаменитее этого мальчика» (Cic., Div., I, 79). Затем Цицерон дает этому происшествию рационалистическое объяснение (змея была ручной) и саркастически замечает: «Я удивляюсь, что боги бессмертные возвестили славную будущность актеру и не возвестили ее Публию Африканскому» (ibid., II, 66). Из этих слов ясно, что Цицерон не знал приведенной раньше легенды. Между тем все его примеры взяты именно из анналистики. Откуда же происходит этот рассказ?

Геллий называет своими источниками авторов жизнеописания Сципиона, Гая Оппия и Юлия Гигина. Оппий был друг Цицерона и Цезаря, Гигин — библиотекарь Августа. Вероятно, оба они писали уже при Августе, поэтому-то Цицерон, очень интересовавшийся литературой, не читал этого произведения Оппия. Но не является ли эта легенда просто выдумкой Оппия или Гигина? Вряд ли это возможно. Особенно трудно поверить, что Гигин, этот «полу-Варрон», как его называли, ученейший антиквар, мог пойти на такой обман или бездумно переписать у Оппия. Скорее всего этот любитель древностей набрел на какое-то полузабытое предание. Оно было насколько возможно приближено к рассказам об Александре.[40] Такой судьбе подвергались многие рассказы о подвигах Публия. Повторяю, то была мода. Каждому шагу римлянина находили аналогию в жизни знаменитого македонца. Однако откуда взяли «змеиные легенды» авторы I века н. э.?