Читаем Студенческие годы. Том 2 полностью

Безумный этот, яркий взгляд.

Он испугает миллионы,

Но чем-то светлым он заклят…


Там в глубине запрятан принцип,

И даже, может, не один.

Без них как будто смерть для жизни.

Ты словно вечно их хранишь…


В зрачках сияет свет огней,

Они одно всегда расскажут:

На месте нам не усидеть,

Больны мы дел каких-то жаждой…


Порой заметить тяжело

След пустоты весьма жестокой.

Глаза не любят эти зло,

Они полны любви глубокой…


И отразится страх в глазах:

Боязнь сильней всего на свете

Остаться в жизни и во снах

Одним среди большой планеты…


Я так прекрасно понимаю

Безумный этот, странный взгляд.

Он нас, увы, не украшает,

Но ярко в нём огни горят…

Выстрел

Опять любитель передряги

Попал в сердечную дуэль,

И снова в текст не выйдет саги,

Есть слов ушедших только тень…


Ты поднимала пушку первой

И попадала прямо в цель.

И зашатались снова нервы,

Им не поможет «градус-клей».


В ответ я, буйный, разъярённый

Всадил обойм, наверно, пять,

Ты увернулась словно кобра,

По новой стал я заряжать.


Стрелял, стрелял, но снова мимо.

Какой же всё-таки косой…

Я плюнул в сторону с ухмылкой,

И развернулся в путь другой.


Попала в сердце ты не мне,

А в образ тот тебе бездушный,

Что вместо красочных огней

Ты рассмотрела на минуту.


Ты мне совсем не навредила,

Открыла шире лишь глаза.

Тварь без души ты поразила,

Но, к счастью, я ведь не она…


Ещё один смертельный выстрел

Не поразил, увы, меня.

Ты потеряла среди тысяч

В тебя один влюблённый взгляд…

Тайны

На миг сомкнуть свои глаза

И мир чужой себе представить:

Что прячут в мыслях и во снах -

Уж только избранный узнает.


Какие там внутри «цвета»:

Кроваво-красный и пурпурный?

А может чёрная слеза,

Иль притаился страх лазурный?


Какие там внутри «мотивы»:

Ясны другим как божий день?

А, может, мрачности приливы,

На что боятся все глядеть?


Какие там внутри рассказы:

Быть может, только о любви?

Ну или всё в одном и сразу?

Иль тень печальная тоски…


На свете все имеют тайны,

Но разным людям — разный «вес»:

Твои кого-то, может, манят,

Ну а кому-то — «чёрт» и «бес».


Секреты могут быть кинжалом,

Что строят нужный путь тебе,

Ну, а порой, ключом от склада,

Где счастье скрыто сотню лет…


Страшней секретов «пустота»,

Что всё сотрёт и не оставит

Нам ни кусочка, ни гроша…

Мне не страшны любые тайны…

Танцуй

Докажи, что ты не пепел

Дней, сгоревших за спиной:

Танцуй, как будто тело — ветер,

Всё уносящий за собой.


Покажи, что ты жива,

Ты не как все эти люди.

Танец — важные слова,

Что в душе твоей бушуют.


Танцуй, движением своим

Вновь поднимая вдохновенье,

Что я искал средь тысяч тин

Для безупречного творенья.


Танцуй же, взглядами маня,

Лишь в них таятся все мотивы.

А тело — лезвие ножа,

Что соблазняет только видом.


Танцуй на огненном полу,

Где полыхает лишь терпенье,

Что я весь век свой берегу,

Чтоб не попасть в безумства тени.


Танцуй, собою затмевая

В душе моей, наверно, всё.

Ты можешь стать ключом от рая,

Иль обратить всё в чёрный лёд…

Посвящается Нике Шолковой

Вспомнить

День душу медленно мне резал,

Всё быстро разум забывал.

Надежды падали на вечер,

Их между мыслей растерял…


Я мёртвым был, пустым, бездушным,

Я сущность всю свою забыл.

Расстрелян залпами из пушек,

Но оставался как-то жив…


Я мёртвым был… Но взгляд увидев,

Я стал всю жизнь припоминать,

Где был извечно светлой силой,

И жаждал людям помогать…


Я мёртвым был, но взгляд увидев,

Я вспомнил очень важный факт:

Без «нас» не будет мир сей милым,

Без «нас» он будет умирать…


Я был пустым… Попав в объятья,

Я ощутил всё то, что сам

Дарил так много людям разным,

Но сам же мало получал.


Я был пустым, попав в объятья,

Припомнил снова мира суть:

Не просто так себя мы тратим,

Нам позже большее вернут…


И время всё же оправдалось?

Да мне бы так всю эту жизнь…

Один лишь вечер, может, малость,

Но сколько можно в нём открыть…


В пучине будней просто таял,

Благодаря тебе — воскрес.

И жизни смысл — он не «смятый»,

Он где-то прячется в семье…


Порою очень важно вспомнить,

Что мы здесь всё-таки нужны.

Нельзя быть слишком одиноким,

Всегда есть кто-то, как и ты…

За руку держи

Не дай мне пропасть, за руку держи,

Отпустишь — лететь суждено прямо в бездну.

Мы вместе над пропастью этой во ржи

Друг друга так крепко за руки держим.


Не дай мне пропасть, за руку держи,

Мы рядом глядим на город на крыше.

Отпустишь, и вниз полетят этажи,

А вместе взлетаем быстрее и выше.


Не дай мне пропасть, за руку держи,

Отпустишь — мы в гонке с тобой разобьёмся.

А вместе пройдём эти все виражи,

В одно неделимое сердце сольёмся.


Не дай мне пропасть! За руку держи!

Завет о любви безупречной и нежной.

Счастливой и радостной будет вся жизнь,

Пока эту руку ты крепко так держишь…


Не дай мне пропасть… За руку держи…

Здесь всё-таки страшно и так… Одиноко…

Но только одно может вмиг задушить:

Не чувствовать пальцев твоих у ладони…

Наедине

Приносят всё же люди часто

Зарядку сердцу и душе:

Успокоенье, мудрость, счастье,

Но не всегда таков момент.


В потоке праздной суеты

И ритме будней безупречных

Спокойной лодкой можешь плыть,

Но не бывает штиль здесь вечным…


Когда-то люди сильно давят,

А толпы могут надоесть:

От них горят внутри пожары,

Быть негатива может всплеск…


Наедине побыть захочешь,

Не обязательно с собой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия