Студент (СИ)

По дороге нам встретился дед в облезлой ушанке и драной фуфайке, в прорехах которой торчали клоки ваты. Дед нес большую вязанку хвороста. Увидев нашу компанию, он сбросил хворост на снег, вытер пот со лба рукавом, поздоровался и спросил:

- А вы чьих же будете? Вижу, городские. Ай к Василине приехали, раз Ванятка с вами?

- Здравствуй, дед, - ответил я. - Я внук ее. Погостить с товарищем на денек приехал.

- Хорошее дело, - одобрил дед. - На кого ж с ружьем-то идете?

- А на кого придется, - сказал Юрка. - Может, зайца подстрелим.

- Зайца, значит. Это дело. Ну, давай вам Бог, - хихикнул дед в бороду, взвалил на себя хворост, но вспомнив вдруг, сказал, обращаясь ко мне:

- Скажи Василине, что мол Дарья зубами второй день мается, пусть зайдет заговорит, а то прям беда.

И дед пошел в деревню.

- Так у тебя и бабушка лечить может? - усмехнулся Юрка. - Значит у тебя это наследственное?

- Может быть. Говорят же, что экстрасенсорная способность проявляется в большей степени, если в роду не дальше третьего поколения были родственники, которые сами обладали какими-то способности этого типа... Хотя, у меня это всё по-другому...

В лесу мы побродили с час, стараясь держаться протоптанных тропинок. Стоило нам отклониться в сторону, как мы начинали утопать в сугробах и возвращались назад. Зайцев мы не встретили, но видели заячьи следы. По крайней мере, Ванятка сказал, что это заячьи. По этому поводу мы ничуть не расстроились, а на выходе из леса Юрка пальнул по воронам, подняв их с насиженных гнезд, и они, встревоженные, поднялись в небо и огласили окрестность беспорядочным карканьем.

Вечером Катерина истопила нам баню. Баня топилась по-черному, то есть без трубы, и весь дым оставался в помещении. Натопив баню, Катерина открыла двери, чтобы вышла вся гарь, и оставила нас с Юркой, показав, как поддавать пар. Мы разделись в предбаннике, взяли березовые веники и смело вошли в парилку, обильно вылили ковш воды на камни, грудой лежавшие в углу, раскаленные камни зашипели, и пар окутал все пространство так, что мы потеряли друг друга из виду. Стало жарко и нечем дышать, но мы все же легли на полки и попытались похлопать себя по спинам, но через пару минут выскочили, одуревшие от жара, сначала в предбанник, а потом в сад и с маха бросились в сугроб, невольно издавая при этом дикие вопли. Когда чуть охладились, вернулись в парную и теперь уже смогли попариться как следует, колотя себя вениками по ногам, животам и спинам что есть мочи. Тела наши стали пунцово-красными, и мы, распарившись, снова ныряли в сугробы.

После бани мы пили душистый мятный чай из самовара с заваркой из смородиновых и вишневых листьев, попахивающий дымком, потому что кипятился на еловых шишках. Я не понимаю, как могло вместиться в нас столько чая! Мы выпили стаканов по шесть или больше, вприкуску с сахаром, без хлеба, опустошив половину ведерного самовара.

Провожала нас на следующий день бабушка со слезами, перекрестила на прощанье и долго стояла возле дома на горе, откуда дорога виделась почти до горизонта.

Глава 11

Стас с худграфа. Алкоголизм. Психприемник. Гипнотизер (первый сеанс, второй сеанс).

Вино коварно, и мы иногда теряли своих товарищей, тех, которые тонули в алкоголе, тихо спиваясь, и исчезали из поля нашего зрения.

Стас Красовский учился на худграфе, и преподаватели считали его подающим надежды. Поступил он в институт после художественного училища, и у него уже сформировался собственный стиль. Ему одинаково хорошо удавались животные, люди и пейзажи, которые он писал в классической манере, хотя его абстрактные рисунки тоже отмечались как интересные. В общем, ему прочили большое будущее как художнику.

Наверно, так бы и сталось, если б не вино, к которому он пристрастился. Сначала выпивал как все и до непотребного состояния не напивался, но постепенно и незаметно, как в классических примерах психиатрических учебников, дозы увеличивались, а выпивки становились чаще. Бывало, Стас успевал напиваться по два раза в день.

Как-то Стас опоздал на общую лекцию по политэкономии в аудитории-амфитеатре. Он извинился и пошел мимо кафедры, с которой читал лекцию преподаватель, щуплый незначительного роста человечек Песиков, чтобы подняться и сесть подальше от него. По пути Стас пошатнулся и зацепился тяжелым пузатым портфелем за кафедру. Раздался характерный звяк посуды. В тишине, когда муха пролетит - слышно, это прозвучало так вызывающе откровенно, что аудитория покатилась со смеху. Ничего не понял только Песиков. Он подождал, пока аудитория успокоится и продолжал монотонно как пономарь вдалбливать нам суть трудовой теории стоимости Адама Смита и Давида Рикардо.

Стас сел передо мной и я, наклонившись чуть к его нижнему столику, шепотом спросил:

- Ты чего пустые бутылки с собой таскаешь?

- Сдать хотел, - также шепотом ответил Стас. - Оказалось, пункт приема еще закрыт. А на червивку не хватило. Там по десять двадцать, а у меня восемь рублей. У тебя нет?

У меня были, и Стас, не досидев до конца пары, ушел, сообщив Песикову, что у него болит голова. Как сказал мудрый Расул Гамзатов: