— Ладно, — махнул рукой комсорг, — давайте ближе к делу. Как успеваемость у Мартынова и как характеризуется в коллективе? — строго спросил он старосту цикла.
Валерий Федорченко, высокий уравновешенный парень, уже отслуживший армию, видимо, вызывал доверие у руководства института, за что и был назначен старостой цикла. Он лаконично и почти по-военному ответил:
— Мартынов хорошо учится, можно даже сказать отличник. Лекции и практические занятия не пропускает. Ребята и я лично хорошего мнения о Мартынове. Спортсмен, ни в каких эксцессах не замечен, ни в институте, ни в общежитии. Да вот тут присутствует комендант общежития, Василий Колпаков.
При этих словах Савва заметил тихо сидящего в тени трибуны Василия, коменданта их общежития. Василий был студентом-старшекурсником санитарного факультета и также пришёл в институт после службы в армии. Он казался всем уже пожилым человеком. Колпаков встал, окинул всех собравшихся каким-то мутноватым, словно не видящим взглядом и остановился на фигуре сидящего перед ним студента-первокурсника, салаги в общем-то, жившего в его общежитии около трёх месяцев. Он никак не мог решить для себя, почему столько шума подняли из-за каких-то песен. Ну есть среди его песен матюжные, ну и что? Кто на русском мате не ругается? А вот что сделал этот салага, он тем более никак не мог взять в толк. Поэтому начал осторожно:
— Мартынов живёт в нашем общежитии в десятой комнате. Там живут тринадцать человек, все первокурсники. Никаких нарушений с их стороны не было. Правда, как-то разбили зеркало в холле, но кто конкретно — неизвестно.
— А что вы лично можете сказать о Мартынове, товарищ Колпаков? — переспросила крашеная девица.
Василий начал что-то невнятно отвечать. Как и других студентов-первокурсников, он не очень хорошо знал Савву и поэтому отвечал общими фразами типа: нормальный, неплохой, не замечен и всё в том же духе.
Но Савве почему-то именно сейчас вспомнилась проделка коменданта. В пятницу он снимал небольшое, но очень старинное, в красивой раме, зеркало и прятал его в хозяйственной каморке. А в субботу заставлял всех первокурсников сдавать по двадцать копеек, якобы за разбитое зеркало. Собрав три рубля шестьдесят копеек, староста десятой комнаты сдавал деньги коменданту. В субботу после бани у Василия собирались его закадычные друзья, и в комнате шла весёлая пирушка. Рано утром в понедельник зеркало выносилось из каморки и вновь вешалось на прежнее место. Ребята-первокурсники к этому привыкли и почти безропотно сдавали свои двадцать копеек каждую субботу.
Видимо, Василий, старый прожжённый лис, понимал шестым чувством, что раз этого парня вызвали на такую комиссию, значит, не просто так. А вдруг они хотят проверить и его, Василия? Может, этот парень начнёт про его загулы в общаге говорить или о поборах за зеркало. Чёрт их знает, что у них на уме. Василий даже взмок от таких мыслей. Он достал из кармана мятый грязный платок и стал обтирать обильно выступивший пот.
— Что-то мне нездоровится. Видно, на субботнике простудился или просквозило. Мы тут с ребятами в субботу решили территорию прибрать, чтоб к зиме чисто было, — совсем некстати понёс околесицу комендант. — Ребята все как один участвовали, и Мартынов тоже был, — выдавил из себя конкретные фразы Василий.
— Товарищ комендант, — прервал его главный комсорг. — Давай по существу. Есть что ещё добавить к характеристике Мартынова?
— Нет, — замотал головой Василий.
— Тогда садись. Кто ещё что хочет сказать? Может, обменяться мнениями? — спросил комсорг, повернувшись к крашеной девице. — Валентина, не желаешь что-нибудь добавить?
— Я скажу, но после всех, — отрезала Валентина.
— Хорошо. Кто ещё выступить хочет?
Сашка обвёл взглядом всех присутствующих.
— Значит, нет больше желающих? Будем закругляться. Налицо антикомсомольский поступок первокурсника Мартынова… — начал он свою речь, оглядываясь на Валентину, представительницу из Смольного.
Савва тоже смотрел на неё и удивлялся: молодая, может, года на полтора-два старше его, в общем-то красивая девчонка, с которой он не прочь был бы подружиться. А как хочет казаться взрослой, серьёзной и недоступной! Волосы обстригла и покрасила, как делают это девицы двадцати пяти — тридцати лет на выданье, а костюм строгий. Он тогда ещё не знал, что Валентина Ёлкина, а потом по мужу Мельниченко, сделает головокружительную карьеру партийного функционера при коммунистах, а потом, при демократах, станет первой женщиной-политиком в новой России. Но это будет потом, а тогда она молча наблюдала за ходом первого для неё важного испытания — проконтролировать разбор студентов, посетивших концерт Высоцкого.
Валентина училась в фармацевтическом институте и в Смольном числилась внештатным инструктором, так сказать, на общественных началах. Ей поручили курировать медицинские училища и институты. Собственно, именно это и привело её на разбор дела комсомольца Мартынова. И Валентина не хотела ударить лицом в грязь, делала всё, чтобы окружающие почувствовали человека из Смольного.