Студенты. Книга 2

— Удивительно, но именно у вас в России посещают такие неожиданные мысли. Вы, русские, сильно влияете на мироощущения человека, в этом ваша сила. Вот ее и надо использовать… Лев Толстой, Чехов, Достоевский — мир учится у них, их знают все, когда нужно познать человека. Как это у вас русских — душу… «Смерть Ивана Ильича» — шедевр психологии человеческих переживаний, самая высокая философия чувств. Я бы этот рассказ предложил изучать во всех школах мира, — убежденно, с полной уверенностью в правоте своих взглядов произнес пафосно господин Майден.

— Согласен, эта работа Льва Толстого — самая короткая по объему, но, наверное, самая емкая по смыслу о пребывании человека на земле, его существовании. Ни «Война и мир», ни «Анна Каренина» не могут сравниться с этой работой.

— Вот норвежец застрелил семьдесят шесть человек, взорвал правительственный дом и считает себя не преступником, а героем. Условие выдвигает — уход в отставку премьера Норвегии и прочие вещи. Как бы нам не впасть в очередную ошибку истории?

— Да, да, это страшная история. Я предполагаю, что так сделать мог только маньяк…

— Ошибок не стоит бояться, бояться следует их последствий… — продолжал говорить американец.

«Хорошо сказал: бояться нужно не ошибок, а их последствий», — внутренне согласился Савва Николаевич.

— У вас на Западе и в Америке другая философия, иная школа ценностей, чем у нас — у русских. Как ни странно, национальные меньшинства в России сегодня чувствуют себя вольготнее, чем сами русские. Парадокс, но это так, а причина одна — попустительство власти. Она считает, что разбавив русских иноверцами, легче управлять. Ошибаются, это как раз бомба замедленного действия и может рвануть в любую минуту.

Переводчица старательно перевела длинный монолог Саввы Николаевича.

Майден внимательно слушал, кивая головой в знак согласия.

— Верно, мы прошли через это в Америке.

Но тут зазвонил мобильник у Майдена. Он извинился:

— Sorry.

Савва Николаевич посмотрел на часы:

— Господи, полтора часа проговорили, а я еще и клинику не показал, — забеспокоился Савва Николаевич.

Американец, закончив разговор, еще раз извинился.

— Я должен уехать, через тридцать минут мое выступление на семинаре. Профессор Мартынов, — выговаривая с трудом фамилию Саввы Николаевича, обратился к нему американец. — Я благодарю Вас за открытость в нашем разговоре, наши позиции во многом совпадают, и я рад, что в России есть такие же понимающие люди, как и в моей стране. Может их пока не так много и у вас, и у нас, но они есть. Спасибо! Жду Вас с ответным визитом у себя в университете. — Он подал руку Савве Николаевичу.

Они распрощались, довольные друг другом. Оставшись один, Савва Николаевич еще долгое время находился под впечатлением от беседы с американским коллегой. Казалось бы, все в этом мире уже имеет место: любовь, предательство, вера, искушение, обман, конфликты людей, стран, целых народов — все они из-за чьих-то ошибок, но человечество живет, не переставая их совершать. Стоп! Получается, что ошибки — часть жизни человека, человечества в целом, и они будут — как необходимая реальность. Пока, пока человечество не совершит роковую. От такой мысли Савве Николаевичу стало не по себе… Он вызвал по селектору секретаршу:

— Передай начмеду и главной медсестре, что мы идем на обход.

— Когда, Савва Николаевич?

— Сейчас, надену халат и выходим.

— Очень хорошо, а то Вас заждались.

— Кто? — не понял Савва Николаевич.

— Больные!

«Хорошо, что я еще кому-то нужен и может быть смогу уберечь от чьей-то ошибки», — усмехнулся про себя Савва Николаевич, застегивая на ходу белый халат.

Глава 21. диалектика

Кадры телевидения ужаснули Савву Николаевича. Его, врача, привыкшего к смерти, эти шокирующие факты варварства одного человека в двадцать первом веке погрузили во времена мрачного средневековья, когда вот такие же фанатики вырезáли тысячами ни в чем не повинных людей, не щадя ни женщин, ни детей. Крестовые походы давно закончились, но их идеология жива и продолжает будоражить молодежь. Почему так? Савва Николаевич не находил ответа. Ему, опытному человеку, пережившему взлет социализма, эпоху застоя, либеральную революцию девяностых, никак не могла прийти в голову хоть какая-то мысль, объясняющая нынешнее состояние души такого человека. Не важно, где он живет — сытой и самодовольной Америке или в сказочно богатых Арабских Эмиратах. Норвегия — небольшая северная страна, где тишь и благодать превратили, казалось, жизнь народа в земной рай. В мировом рейтинге стран по качеству жизни она несколько лет подряд выходила на первое место. И тут такой облом. Отчего?