Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы

Не может он обойтись без людей, а вечное пребывание «на людях» невольно создаёт атмосферу слов, сплетен и мелочей. Вот почему трудно различить, где у него кончается деловой разговор и начинается сплетня, где граница между идейностью и пошлостью.

В жизни Власова не хватает сосредоточенности. И мелочи в конце концов празднуют победу над большим, грандиозным…

Отношение к Власову студенчества чрезвычайно различно: тогда как одни, раскусив психологию «деятеля», совершенно игнорируют его и даже смеются, другие ненавидят его за хамелеонскуто партию «сторонников академической свободы», за власовский принцип, как они говорят: и нашим, и вашим.

Но у Власова есть и масса поклонников, которые верят в него и подчиняются его авторитету. Два молодых студента записались в его адъютанты и каждый день рано утром являются к нему «за приказаниями», и он даёт им разные общественные и частные поручения. Адъютанты пользуются отражённым светом великого человека. Рядом с ним и они величины. Он ведь везде принят, пользуется известностью, всё знает… Приятно быть близким такому человеку.

Бонвиван

Студент-филолог Теплов прилёг на продранную кушетку, чтобы отдохнуть перед вечером и потом прозаниматься целую ночь. Он любил заниматься ночью, когда никто не мешает и мысль работает особенно ярко. Но вдруг в дверь сильно постучали, и раздался голос, напевавший:

Я здесь, Инезилья, стою под окном.
О, выйди, Нисетта…

– Можно войти?

– О, чёрт, – пробормотал Теплов и сказал: – Войдите, пожалуйста.

– Здравствуй, Васька, – весело закричал небольшого роста студент, появляясь в дверях. – Принимай гостя. Я к тебе со всем скарбом. Не прогонишь?

– Пожалуйста, – ответил недовольным голосом Теплов и вторично подумал: «О, чёрт тебя возьми, теперь конец всякому спокойствию».

Но Денисов, совершенно игнорируя тон Теплова, уже распоряжался, как дома.

– Милая, – кричал он горничной, – принесите вещи. Не снесёте одна? У-у, цыпочка!.. Какая она у тебя хорошенькая… Ну, дворника возьмите. Ах да, про извозчика забыл. Васька, мелочь есть? Заплати, пожалуйста, у меня все крупные. – Да-а, брат, я к тебе переселяюсь, не могу больше в ночлежке жить, – затараторил Денисов, разваливаясь на единственном кресле и доставая папироску из тепловского портсигара, лежавшего на столе. – Недели, братец мой, две тому назад меня хозяйка окончательно с квартиры фюйть-ю-ю. Два месяца денег не платил. Чёрт его знает, никак не могу собраться. Только получишь, – смотришь, через два-три дня ни копеечки… Как-то не успеваешь отдать вовремя.

– Няньку бы тебе, шалопаю. Это который раз тебя из квартиры просят?

– Ну, брат, я такими мелочами не занимаюсь, не считал.

Мы все невинны от рождения
И нашей честью дорожим,
Но ведь бывают столкновенья,
Что мы, хоть нехотя, грешим!.. —

спел он, подражая опереточной Елене. – Да, так вот хозяйка благородно предложила выехать. Я собираю вещи и отправляюсь в номера «Гатчину» к известному меценату и покровителю бездомных…

– Михаилу Петровичу Тестову?

– К нему самому. А у него уже в номере целая компания призреваемых. Во-первых, Муров – тот самый, который по милости студенческих движений шестой год в университете сидит и никак дальше второго курса уехать не может. Теперь опять хлопочет о принятии на второй курс. Нытик невыносимый…

– Я думаю, будешь нытиком после шести месяцев тюрьмы, да года солдатской службы, да четырёхлетнего пребывания на первом курсе, и всё это под видом студенческой жизни.

– Ерунда!

– То есть как это ерунда? – горячо спросил Теплов. Его, как правоверного студента, возмущало лёгкое отношение товарища к тому, что он считал важным и серьёзным.

– Да что он, один, что ли, такой? Тут, брат, главное дело – не унывать. А коли опускаешься после всякой неприятности, так не лезь. Сиди на печи или выбирайся поскорей на тёпленькое местечко. А то лежит на диване и по целым дням стонет: «Ах, зачем я пошёл? Да что теперь делать? У меня нервы расстроены». Раз двадцать в день повторит, что у него нервы расстроены. Не терплю я этого. – «Чтобы мне угодить, веселей надо быть, веселей надо быть, веселей надо быть…» – напевал он, канканируя по комнате. – А ты знаешь – и меня, брат, высылали.

– Высылали?! Что-то не припомню.

– Как же, в тот знаменитый год, когда ещё по нечаянности двух маменькиных сынков с гувернёром выслали. Вот была потеха… Тогда и я проездился в Саратовскую губернию. Любопытная история. Возвращаюсь как-то вечером из Охотничьего клуба, где после маскарада в компании изрядно выпили и закусили… Прохожу к своей комнате, гляжу – свет: полицейский сидит. «Ф-у-у, думаю, допился, наконец, до зелёного змия. Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…» Нет, сидит как ни в чём ни бывало… Оказалось, в самом деле пристав, да ещё любезный. «A-а, мы, говорит, у вас обыск сделали». Я как фыркну.