Лишний доход – это обеды от «гостиницы». Месячная цена этих обедов обыкновенно 12 руб. По качеству они ничем не отличаются от кухмистерских обедов, разница только в цене (там 8–9 руб.). И если кто обедает «дома», живя в «меблировке», то только единственно из одного удобства, чтобы лишний раз не «таскаться» в кухмистерскую.
Что ещё интересно в традициях «Chambres garnies», это удивительная специализация номерной прислуги. Горничная «убирает» комнату, лакей подаёт самовары и обед, посыльный бегает в лавочку, швейцар отворяет дверь, печник топит, полотёры натирают пол, «мальчик» заменяет иногда лакея, иногда посыльного. При швейцаре часто состоит подшвейцар. Обязанность жильца в конце месяца вознаградить каждого по «заслугам». Это обычай, обойти который невозможно. Одним нужно давать не меньше рубля, другим не меньше полтинника. Вот, например, как приходится иногда платить прислуге при 20-рублёвой комнате: лакею – 1 руб. 50 коп., горничной – 1 руб. 50 коп., посыльному – 1 руб., печнику – 50 коп., чистильщику сапог – 50 коп., одному швейцару – 50 коп., другому – 50 коп. (подшвейцару). Все они вам служат, и всем необходимо платить. И всё это minimum.
Кто осмелится нарушить священный обычай, рискует остаться без прислуги; кто платит мало, тому плохо (особый термин) служат. Вообще, жильцы делятся по разрядам, и для каждого существует у прислуги особенная степень услужливости. Выбирая между частной квартирой и меблированными комнатами, многие студенты предпочитают последние. И действительно, «Chambres garnies» имеют одно существенное преимущество: поселившийся в них избегает неприятного соприкосновения с квартирной хозяйкой и поэтому чувствует себя более независимым, чем на частной квартире. Нет ничего противнее чувствовать на себе «чужой глаз» постороннего человека, а квартирные хозяйки, обыкновенно донельзя любопытные, обладают именно таким «чужим глазом».
Студенты очень чутки к посягательству кого-либо на их свободу. Быть самостоятельным – это для настоящего студента своего рода idеe fixe. Он не терпит, чтобы кто-нибудь стоял над ним, а в особенности над его личной жизнью. Он избавился от гнёта гимназии и до известной степени от опеки семьи. И всякий надзор теперь выводит его из себя. Он хочет быть в полном смысле слова «сам по себе».