Студзянки

Кудахтали зенитные орудия, трещали ручные пулеметы, перекрывая низкий гул моторов тридцати бомбардировщиков. В таком грохоте нельзя было разобрать ни слова. Капитан на пальцах показал —два.

Усатый водитель амфибии, солдат из саперной бригады 8-й армии, вовремя уловил изменение в реве моторов. Он резко свернул с дороги в широкий капонир, оставшийся после грузовика, и затормозил.

Свист зловеще нарастал. Бомбы градом посыпались на землю. Амфибия подпрыгнула от взрыва. Горячая волна обожгла лица. От грохота разрывов, казалось, раскалывается голова.

Срезанная осколком, затрещала вершина тополя и поникшими ветками обмела запыленный капот. Водитель включил заднюю скорость, быстро вывел машину из укрытия и, подняв фонтан воды, въехал в рукав Вислы.

Амфибия проскочила заросшую ивняком песчаную отмель, когда немецкие бомбардировщики под сильным артиллерийским огнем рассыпались и стали поворачивать. Одному на вираже снарядом разорвало крыло. Машина с воем понеслась к земле. Столб огня взметнулся из-за тополей.

Амфибия съехала в Вислу. Взяв направление к югу, чтобы не снесло течением, они поплыли на восточный берег. Вновь заговорила артиллерия.

Слева двигался паром. Танки, замаскированные зелеными ветками, делали его похожим на плывущий остров. Номеров машин видно не было.

А впрочем, и неважно, кого переправят раньше, кого позже. Все равно будем ждать, пока на западном берегу не сосредоточится весь полк. Танки должны идти в бой все сразу. Только в массе они составляют силу, броневой кулак, которым можно нанести удар. Фашиньский думал уже о том, как и когда перебросит он на плацдарм цистерны с горючим, колонну с боеприпасами, ремонтные мастерские, — словом, все свое техническое хозяйство, без которого полк не может сражаться. Но переправа дешево не обойдется, много крови будет пролито. Кому из нас первому этот бой предъявит счет?

На мели водитель перевел передачу на колеса и включил скорость. Машина выволокла за собой косу зелени, опутавшей винт. Песчаный берег был изрыт разрывами бомб. Прокладывая дорогу, приходилось объезжать воронки. Саперы из штабной роты бригады засыпали их.

У высокого откоса стояла группа людей. Офицер, в котором Фашиньский узнал врача 1-го полка поручника Стаха, склонился над кем-то лежащим. Проезжая мимо и не останавливаясь, Фашиньский спросил саперов:

— Кого ранило?

— Девушку! — ответили. — Иренку из взвода связи.

…Когда она пришла в Сельцы, ее хотели направить в женский батальон, но она просилась в другое подразделение, в такое, которое сражается на передовой. «Может, к танкистам?» — пошутил офицер из комиссии по распределению. «Именно». Сказала, что окончила семь классов средней школы в Жешуве, хотя училась еще и в Ташкенте в фельдшерском техникуме. Но тогда бы ее послали работать вместе с врачами! А так она стала телефонисткой. Генералу Межицану полюбилась эта полная блондинка, и он шутя называл ее не плютоновый, а полутоновый.

Утром 9 августа плютоновый Ирена Шиманьская и Галина — сестра убитого под Ленино поручника Мечислава Калиновского — получили задание протянуть телефонную линию на переправу. Уже в конце работы, буквально на последних метрах, на откосе Вислы их застал налет. Спрятаться было негде. Лежали прямо на песке, в пыли и дыму. Осколками разорвавшейся бомбы Шиманьскую ранило в ногу, а Калиновскую — в руку и грудь. Из двух тысяч двухсот пятнадцати вступивших в бой солдат танковой бригады девушки первыми пролили здесь свою кровь.

Когда самолеты улетели, Шиманьская попробовала встать, но от сильной боли упала. Вскоре к ним подбежали старший врач 1-го полка поручник Леон Стах и санитарный инструктор. Девушек быстро перевязали и вызвали машину, чтобы отправить их в тыл.

Но Ирена села около аппарата, покрутила ручку и вызвала номер.

— Оставь эту коробочку. Ты ранена.

Она подняла на врача удивленные глаза. В уголках глаз еще блестели слезы.

— Уже меньше болит. Я останусь.

Так, с осколком в ноге, девушка до конца боя оставалась у своего аппарата.

В перерыве между налетами переправленные за Вислу автоматчики отдыхали, уплетая яблоки из сада.

Показался виллис генерала Межицана. Генерала узнавали по большой трубке, а его виллис — по высокой антенне радиостанции.

Навстречу командиру бригады выбежал капитан Виктор Тюфяков. Высокий, стройный, гибкий, как лоза, он на бегу натянул на кудрявую голову шлем. Доложил, что на этом берегу шесть машин.

— Мало.

— Сейчас будут еще две. — Своими веселыми, упрямыми глазами командир 1-й роты смотрел на генерала.

— Мало! Уже пять часов. Даже с теми, что плывут, не будет по два танка в час.

Наверху по дамбе плотины с бешеным треском на большой скорости несся мотоцикл. Поравнявшись со стоявшими, он резко затормозил. Со второго сиденья спрыгнул запыленный, черный, как черт, капитан с биноклем на груди. Он сбежал вниз и, тяжело дыша, остановился перед Межицаном.

— Офицер связи 142-го гвардейского стрелкового полка, — представился он и приложил руку к каске.

Генерал подал знак Тюфякову уйти, подошел к прибывшему и пожал ему руку.

— Докладывайте.