Начальник зоны вышел сам, решил взглянуть на пополнение и сморщился.
Но, пересилив себя, начал свою обычную речь, какою встречал всех новичков. Он говорил долго. О правилах и порядках, о традициях и требованиях.
Зэки слушали. Казалось, они боялись громко дышать, чтобы, не приведи бог, не вздумали их отправить обратно.
— Мать твоя — сука облезлая! Да это же сущие жмуры! Ни одного фартового! Сплошь фрайера!
— Ну и дела. В гроб файней кладут! Ну и зэки! — услышал Шилов голоса фартовых.
А начальник зоны все говорил. Он заранее грозил упрятать в шизо до конца жизни любого нарушителя. Оставить без баланды и кипятка «сачков». Лишить писем и посылок тех, кто не будет выполнять норму выработки.
Он еще долго грозился бы, если б в это время из строя не упал мужик.
Он сунулся лицом в утоптанную землю и затих не шевелясь, словно боясь нарушить распорядок приема нового этапа.
— Это еще что такое? — возмутился начальник, увидев упавшего, и закричал — Симулянт! Встать!
Но человек не шевелился. Никто из зэков не решался ему помочь, чтобы не навлечь на себя гнев.
— Встать! Кому приказываю! — подошел к упавшему начальник зоны. Но тот не шевелился.
— Поднять его и в шизо! — бросил через плечо охране раздосадованный неповиновением новичка.
Охрана кинулась к упавшему. Повернула его на спину и отпрянула:
— Готов он…
— Куда готов? — не понял начальник.
— Умер, — уточнил молодой охранник и отвел глаза в сторону.
— Только этого мне не хватало! Убрать его! — распорядился торопливо. И поспешил уйти подальше от новичков.
Их вскоре повели в барак к политическим.
Димке стало нехорошо от увиденного.
Старый дедок, похожий на подростка, еле волоча ноги, с трудом успевал за теми, с кем приехал. Обеими руками придерживал сползающие с костей брюки и спотыкался на каждом шагу.
— Шустрей! Шевелись! — слышались команды, сыпавшиеся на головы зэков, как пули из автоматов.
Вот еще мужик свалился. Его с трудом поставили на ноги, чтоб не злить охрану, потащили обессилевшего за собой. Скорее, подальше от брани и насмешек, от грубости и угроз… Куда-нибудь, где можно спрятать душу…
Димка лег в постель. Чтобы отвлечься от увиденного, он начал считать время, какое он затратит на дорогу домой. Выходило, не меньше двух недель.
«Многовато, — вздыхает мужик. И подсчитывает, сколько денег изведет на харчи. Этих расходов не миновать, как ни старайся. — Но надо уложиться в сотню. Никак не больше. Ведь и подарки надо купить своим. Без них нельзя. А сколько мне начислили за все время? — пытается вспомнить, сколько зарабатывал, сколько вычитали за питание и спецовку, сколько брал на ларек. Но все не упомнить. А записей не вел. — Теперь и надуть могут», — ворочается Шилов.
— Эй, мужики, подсобите! — слышится голос за дверью. И в распахнувшуюся настежь дверь двое охранников внесли за руки и ноги какого-то мужика, видно, из только что прибывших.
— Тифозник? — вскочили фартовые в ужасе с постелей.
— Этого хмыря уже миновало лихо. Ишь, глаза еще моргают! — указал охранник и добавил, словно оправдываясь: — Начальник велел его сюда приволочь. Чтоб одыбался…
— Волоки обратно гниду! Не то мы его тут размажем вчистую! Не хватало нам откинуть копыта из-за него под самый звонок!
— Кончай, фартовые! Ведь не покойник. Может, из ваших? Приморенный только. Видать, долго падла в шизо канал, — цедил сквозь зубы второй охранник.
— Тогда пусть дышит у двери! — подал голос Димка.
— Ты его к врачу. Пусть он с ним возится, — шумели фартовые.
— Кончай трепаться! — показался в дверях старший охраны. И, завидев пустующую постель, указал на нее:
— Сюда давай его! И если хоть кто из мудаков пальцем тронет, в шизо кину, сам! Усекли? — оглядел всех свирепо. И, громко хлопнув дверью, вышел во двор.
Фартовые осторожно подошли к новичку, заглянули в лицо. Спросили:
— Ты чей кент?
Мужик ответил еле слышно. Так что Шилов не разобрал его слов.
— Не фартовый. Знать, не одыбается. Нашим и такое до фени…
— Пить, — послышалась еле различимая, как затухающее желание, просьба новичка.
Фартовые отвернулись. Димка знал, для них западло помочь фрайеру, если он даже испускает дух.
Шилову отчего-то стало жаль зэка, затихшего в темном углу. Он набрал воды в кружку. Подошел к койке.
— Пей! — встал рядом, пытаясь разглядеть лицо. Человек силился встать, но не мог. Не было сил в руках, спине…
Димка смотрел на него, беспомощно копошившегося в постели, и не выдержал, взял за ворот, поднял мужика. Тот жадно вцепился в кружку, пил, проливал воду за пазуху, стуча зубами о края.
Димка смотрел на мужика, захлебывающегося водой, и на лбу его выступил холодный пот.
Кешка… Его он узнал не без труда…
Это по его вине, по его доносу он, Димка Шилов, оказался в зоне, получил срок, отсидел больше трех лет, стал стукачом, перенес столько страданий и мук… Все это время он помнил, кому обязан второй судимостью, кто разлучил его с семьей, домом…
О! Как он ждал встречи с Кешкой, чтобы свести счеты за все, за каждую минуту, отбытую в зоне, за всякий день невольной разлуки с семьей, за все незаслуженные лишенья и униженья.