Стукачи

Ему не поверили.

Уже на следующий день занарядил десяток дедов накосить для коров траву на жидком пастбище. А сам в райцентр поехал, выбить для колхоза коней, кормов для скота, семян, плугов, денег.

Ничего не выдавил, кроме двух десятков забракованных с войны лошадей. Их в полной упряжи привел в колхоз, где председателя уже не ждали.

А на следующий день, собрав ораву голодных людей, уговорил на завтра начать пахоту.

Сначала были вспаханы и засеяны личные огороды. А потом, как и условились, отдали люди в колхоз оставшиеся семена — пшеницы и ржи, картофеля и свеклы, гречихи и ячменя, овса и проса.

За деревянной сохой шли дети и бабы. Случалось впрягаться им в плуги, не хватало коней. А время поджимало.

Самойлов снова в райцентр поехал. Там уже партийная власть наметилась. Просил, требовал, умолял о помощи. И выдавил: немного денег, фуража для коров, разрешение на вывоз из райцентра маленького кирпичного заводика и продуктов для колхозников.

Еще через два дня дали ему семян пшеницы, привезенной на селекцию с Урала, и сотню кур.

Пшеницу тут же посеяли. А вот с курами что хочешь делай. Не было в колхозе птичника. Не имелось и кормов. Даже смотреть за ними некому, ни одной пары свободных рук. Даже шестилетние дети работали. Лишь дряхлые старухи, не выходившие со двора, сидели по домам. Их и собрал Иван Степанович. Уговорил взять по пять кур во двор. Смотреть за ними. Кормить. Самим кормиться. Но к осени сдать в колхоз по двадцать цыплят.

Старухи, пошептавшись меж собой, согласились.

Едва закончили посевную, отправили на пастбище вставших на ноги коров, перевезли в деревню кирпичный завод. Быстро собрали и запустили его.

Половину кирпичей продавали, остальные пошли на строительство в своем колхозе.

За лето старики выложили два первых дома: двухкомнатные, с кухней и верандой. Их отдали многодетным вдовам, получившим похоронки на своих кормильцев.

Увидев, что председатель и впрямь не собирается убегать из деревни, колхозники потеплели к нему.

В уборочную пору с темна до темна работали. Ночевали в поле. И ни колоска, ни одной картошины к заморозкам не оставили в полях.

Порезанная, подсоленная ботва картофеля и свеклы аккуратно в бурты сложена неподалеку от фермы. Стога сена заблаговременно перевезены с лугов. Два старых дома разобраны и переделаны в птичник, утепленный внутри сплетенными из соломы матами. Даже фермы отремонтированы, обмазаны. В одной — коровы, в другой — лошади.

Из собранного урожая Самойлов, как и обещал, вернул семена, одолженные селянами в посевную. Засыпан семенной фонд. Сдали зерно и на госпоставку. Все сполна. В районе удивились. Хвалили фронтовика. А тот, молча, оплатил трудодни людям. Зерном и овощами. А сам решил на будущую весну заложить сад и ягодник, завести пасеку.

В две смены работал в Масловке кирпичный завод. Здесь десяток стариков, освоив новое для них дело, даже отдыхать разучились. С проданного кирпича получали неплохой заработок. А в своей деревне дома росли, как грибы. В них люди с охотой из своих хибар переходили.

Старые дома разбирались бережно, по бревну. Каждое в дело шло. Новый век служило. Склады, зернохранилище, овощехранилище — строили всем миром. Отдыхать было некогда.

Когда на ферме появился первый теленок, его все ходили смотреть. Потом пришлось потеснить коров, сделать загончики для телят. Их выхаживали заботливо. Знали — с них начнется новое стадо. Молодое, сильное, оно должно кормить колхоз.

Первое молоко, как и первые яйца, распорядился председатель привозить в детсад, для своих колхозных ребятишек, давно отвыкших от вкуса молока.

Бабы Масловки, увидев такое, плакали от радости. Старухи просили Господа спасти и сохранить председателя.

На следующую весну, когда вернулись в Масловку с войны мужики-калеки, уговорил их Иван Степанович, упросил. И, выкупив у пригородного хозяйства саженцы, разбил сад вместе с вернувшимися фронтовиками, старухи заложили ягодники. А калеки целыми днями мастерили ульи.

Пусть и не очень понимали замысел. Но послушались. Много доброго рассказали им в семьях о Самойлове.

К концу весны полсотни ульев были привезены к гречишному полю, и первые рои пчел вскоре загудели над цветками гречихи.

В этом году в «Заветах Ильича» появился первый трактор. «Фордзон» оседлал вернувшийся с войны в деревню танкист Виктор Ананьев.

Его уговаривать не пришлось. Сам вызвался и сутками не слезал с трактора.

В ту весну колхоз удвоил посевные площади. И большую половину полей засеял семенами сортовой пшеницы.

Выровнялась, расправила плечи первая деревенская улица. По ней, кобенясь друг перед другом, наяривая на голосистых гармошках, пошли вечерами на гульбу недавние подростки. Грудь колесом держали. И хотя усы еще не у всех пробиваться начали, озорные частушки про девок горланили на всю деревню.

А она выпрямлялась с каждым днем. Вон уже и правление колхоза, и свой клуб построили. Детский сад-ясли да медпункт. Телятник старики поставили. Завелось свое парниковое хозяйство. И все — Самойлов всюду успевал.