Когда Варьку унесли из фермы, коровы перестали орать, а Тонька все лила слезы. Она не хотела уходить из коровника. Но ближе к ночи не выдержала. Вернулась в жилье.
Бабы не спали. Видно, ожидали ее. И едва девка ступила на порог, смолк разговор. Бабы сбились в кучу вокруг девки.
— Заложила Семеновну, стукачка. Думаешь, даром тебе это сойдет? И не мечтай, курва! Мы свое с тебя сдерем вместе со шкурой! — шипела Шурка.
Тонька, ничего не ответив, вышла в коридор, пошла к выходу. Бабы за нею. Девка взялась за дверь. И вдруг почувствовала сильный удар в спину. Кирпич раскололся на полу с грохотом. В дверь, как по команде, вбежали охранницы.
Увидев Тоньку скорчившейся на полу, среди осколков кирпича, поняли все без слов.
Живо наружу, падлы! — вытолкали всех баб взашей.
И, уложив лицом в вонючую грязь, продержали до ночи, не давая пошевелиться, чхнуть.
Шурку, раздев догола, завалили на битое стекло.
— Ты, падлюга плесневая, заводила кипеж! Крутись теперь на своей хварье. Мы дурь из тебя выбьем — петушина лысая! Твоей Семеновне все живьем вырвем, чтоб никого уж не поганила, — говорила охранница.
Тоньке на другой день прислали на ферму худую до синюшной прозрачности девчонку-подростка, какою помыкали все бабы барака.
— Меня в помощницы к вам прислали. Вместо подруги, — сказала она, заикаясь то ли от холода, то ли от страха.
— Кто прислал?
— Бабы. Они направили, — соврала робко.
— А разве тебе другого дела не нашли? Где раньше работала?
— В хранилище. Картоху перебирала вместе со всеми.
— А летом?
— Я два месяца здесь живу. Осенью попала, — смотрела, дрожа всем телом, на Тоньку.
— Трудно тебе будет. Работа у меня тяжелая. Не справиться такой маленькой. Вернись к бабам. У них полегче. А тут надорвешься, — пожалела девчонку.
— Спасибо, тетенька, — вздохнула та и побрела к двери, волоча за собою кривые рахитичные ноги.
— Как звать тебя? — опомнилась Тонька.
— Зинкой.
— Передай той, какая тебя послала, что я ей все лохмы выдеру…
— Меня никто не посылал. Я сама выпросилась, — созналась девчонка.
— Зачем? — удивилась Тонька.
— Молоко люблю.
— А чего ж уходишь?
— Я боюсь вас. Всех боюсь… И их тоже…
— За что тебя сюда прислали? — подошла Тонька почти вплотную.
Девчонка отшатнулась испуганно.
— Не скажу! Бить меня станете.
— Не буду, — пообещала Тонька.
— Я цветы воровала на кладбище. Какие покойникам приносили. А потом продавала их на базаре. Но меня поймали. Били сильно. И посадили за осквернение кладбища и достоинства усопших, — тиранула глаза Зинка.
— Врешь ты все, — не поверила ей девка.
— А вот и нет! Я целых три года воровала цветы с могил. Всякие. И ничего. А тут начальник умер. Я и не знала. Всю могилу его венками обложили. Цветов прорва. Я их все забрала и продала на базаре. А когда в другой раз пришла — опять на той могиле цветов море стоит. Но в вазах. Я — за них. А меня за волосы и поймали. Оказалось, что я у большого начальника воровала. Мне и не простили.
— А зачем воровала?
— Хм, а жрать что стали бы? — хмыкнула Зинка недоуменно.
— Ну, отец, мать кормить должны.
— Где их возьму? Отец нас давно бросил. Все жалел, что нас — сопляков голожопых, за чекушку никто не возьмет. Нельзя пропить. А жрать — просим. Вот и ушел он от нас насовсем. Куда — не знаю.
— А мать?
— Она с болезни померла.
— И много вас, детей, осталось?
— Трое. Я — старшая была. Двое братьев теперь в детдоме. В приют их после суда взяли.
— И долго ты одна с ними управлялась?
— Три зимы… Генька уже совсем большим стал. В школу собирался. А Пашка уже во дворе бегал. С соседскими… Теперь вовсе сироты, — вздохнула Зинка.
— Мать работала?
— Почту разносила. И меня через год обещались в почтарки взять…
— Ладно, Зинка, оставайся тут, если сама захочешь. Только скажи, у кого ты ко мне отпросилась?
— У той охранницы. Она разрешила.
— А бабы не знают?
— Им нет дела. Они меня бьют всегда. И сучьим выкидышем обзываются.
— Ты по субботам тоже с бабами остаешься, подругу имеешь?
— Мы с бабкой Мотькой им чай готовим на кухне, шалавам этим. Они говорят, что мы в их игре негодные. Одна — не дозрела, другая — сгнила.
— Ладно, давай-ка делом займемся, — предложила Тонька и показывала Зинке, что и как делается на ферме.
К вечеру бабка Матрена привезла в коровник картошку. Тонька с Зинкой работали молча. Девчонка оказалась на редкость сообразительной, работящей. И старуха, приметив Зинку среди коров, разулыбалась:
— Нашла себе место, малышка. Теперь не сгинешь. Здесь не достанут прокунды треклятые. А чуть что — вилы в бок!
— Чему учите, бабуль? — укорила Тонька старуху.