Ступающая по воздуху

Вам предоставляется также возможность зарегистрировать номер велосипеда в газетах «Тат» и «Варе Тат». Оба издания два года назад начали кампанию под девизом «Атака на хищение велосипедов», благодаря чему можно без труда и быстро определить владельца найденного велосипеда.

Прислушайтесь к этим советам, и тогда ничто не омрачит радости велотуризма. Да здравствует велосипед!

Новое солнце горячило кровь не только благонамеренных горожан, но и велосипедных воров Якобсрота. В начале 80-х мода на велосипеды приобрела поистине повсеместный размах. Их седлали даже турки, которых тысячами доставляли в долину в связи со строительством автобана. Катались, как корова на льду, зато их сыновья уже лихо гоняли на двух колесах.

Им хотелось быть cool^[13], будто ничто тебя не колышет. Cool. Словечко вошло в обиход. Cool. Турецкая молодежь. Новое поколение, возросшее в тесных закоулках Якобсрота. Черноволосые, с глазами цвета мокко, дети, которые уже без ошибок тараторили на рейнском диалекте и чьи отцы воспитывали их в традициях ислама, а на Курбан-байрам резали барашка. Те самые мальчики, с которыми не желали знаться юные горожаночки. Из-за чего турки начали выдавать себя за итальянцев. В «Ризико», первой дискотеке Якобсрота, в этом хлевообразном здании, где еще год назад продавали с аукциона племенной скот. Они носили распахнутые на груди рубашки и белые джинсы, полагая, что это самая фишка. Но итальянского прикида маловато, чтобы угостить джин-тоником, не говоря уж о приглашении совершить ночную поездку на взятом напрокат лимузине с откидным верхом.

А неустрашимые водители этих кабриолетов, невзирая на обманчивую щедрость солнца, беспрестанно носились вверх и вниз по Маттейштрассе, чтобы потом несколько дней мучиться необъяснимыми хрипами. Томатно-алый «корвет-шевроле-58» несколько недель нахально парковался у входа в кафе «Грау». Потом вдруг исчез. Злые языки уверяли, что банк нашел новое местечко этому восьмицилиндровому фумигатору, а заодно и тому, кто на нем ездил. Эдвина Оглоблю, якобы актера, готовившего себя к главной роли в многомиллионной (в долларах) постановке на студии «Юниверсал», Эдвина Оглоблю больше не видели в кафе «Грау».

Первые лучи солнца слепили рассудок. С кашей в голове люди брали кредиты, заключали браки, затевали процессы.

Мальчикам, пережившим в одну из зимних ночей свою первую эякуляцию, майский воздух придавал куража, и они, встав на ролики, старались задеть на лету брюнетку из 5-го «д», грудастую из 6-го «г» и цыпочку из 7-го «б».

Ведь паренек из долины редко отваживается сказать девице, о которой мечтал бессонными ночами, что любит ее, на самом деле. Он злит или тиранит ее, чтобы обратить на себя внимание. Таким способом он дает знать, как пылает его сердце. Немые остаются немыми. Даже весной. Вся надежда на игру глазами. Но от этого никакого толку — слишком велик страх услышать «на самом деле куда уж там».

Когда площадки перед дверьми кафе и ресторанов стали вновь меблироваться стульями, Jeunesse dor'ee^[14] подставила простывшие лица в темных очках теплым лучам, юная дама, идущая в ногу со временем, наглядно провозгласила свой разрыв с эрой бюстгальтеров. Этому ее научили весенние уроки венских и инсбрукских денечков. С видом полной непринужденности она прирастает к фирменному итальянскому стулу и, напрягая спину, раскрепощает бюст под персиковой пикейной безрукавкой. Маленький ослепительно белый треугольник между слегка разведенными бедрами действует на мужчин как дорожный знак, дающий право преимущественного проезда. А когда щекочущий ветерок неожиданно обозначал твердеющие соски, мужчины были окончательно заарканены, особенно — блондины. Эротизация овладевала всем. Глазами, ладонями, губами, речью.

Той весной Мауди простилась со своим детством. Но несмотря на то, что она вступила в пору половой зрелости, у нее еще не было менструаций. Не начались они и спустя несколько месяцев, что не тревожило ни Амрай, ни Марго. Это, мол, бывает по-разному. У некоторых девочек первые регулы приходятся на пятнадцатилетний возраст. Эстер же раз в месяц освобождалась от уроков гимнастики, о чем Мауди говорила не без зависти.