Ступающая по воздуху

Но этого уста выговорить не могут. Хотя очень хотели бы, прямо-таки жаждут сказать. Нет этого в картотеке диалекта. И вот после беспомощных потуг бедняга переходит на литературный язык, а визави вдруг прыскает со смеху: уж больно чудно это звучит. Но поскольку они все-таки любят друг друга, то в конце концов хохочут уже дуэтом и таким образом выбираются из затруднительного положения.

Здесь тоже рождаются дети. Их холят или не замечают, как и в любом другом месте. Они талантливы или бездарны, а матери стараются избавить их от боязни темноты. И нежным голосом мать поет своему мышонку про уходящий день, который, сняв башмачки, на цыпочках — шмыг в Швейцарские горы.

Так или иначе местные мальчики вступают в ту пору, когда им вдруг становится в тягость укладывать в стопки выглаженное белье, и они, как и всюду, идут досиживать детство в гимназии или принимают решение стать героями «Формулы-1», или футболистами, или столярами. А те, что попали в католические интернаты, как и везде, тоскуют по дому, травят рыжих, испытывают жгучий интерес к чужим половым органам.

Девочки по красоте превосходят средний уровень и довольно поздно решаются на тот шаг, который за одну ночь делает женщиной. Они мучительно ищут свое лицо, шарахаются от одного стиля к другому и часто попадают в неловкое положение.

Университета в долине нет. Правда, в конце 50-х годов нашлось несколько не очень пробивных мужчин и женщин, намеревавшихся основать в Якобсроте университет. Они даже место облюбовали, на Аннемаркте, что на Красной стороне. Им пришлось разочароваться. Образование не входило в круг чаяний рейнтальских вышивальщиков и крестьян. Поэтому студенческая молодежь ездила в Инсбрук, а те, что похрабрее, подавались аж в Вену. Но в середине арльбергского туннеля, единственного транзитного коридора, ведущего в столицу, храбрости у них поубавляется. Еще в темноте туннеля они молча клянутся, что уж предстоящий-то семестр не пропадет даром. Но в Вене все складывается иначе, они хоронятся в своих окраинных районах, в полуслепых клетушках многоэтажных домов и в жилых блоках общажного типа, которые им навязывают бойкие маклеры, содрав тройную цену. А те и слова сказать не могут: в хохдойче они не только что не сильны, а просто беспомощны.

Серыми буднями и по серым праздникам сидят они в своих четырех стенах, готовые отдать что угодно, только бы скорее оказаться рядом с матерью и складывать в стопки глаженое белье. Тоска по дому становится невыносимой болью, когда к дню Св. Николая приходит посылочка с медовым пряником и орехами, завернутыми в газету из родных мест. Ее бережно разглаживают и, жуя пряник, пробегают увлажненными глазами строки с вестью о том, как живет-может Рейнская долина.

Газета называется «Тат», то бишь «Дело» или даже «Деяние». Материалы поставляют весьма посредственные борзописцы, и газета не стоила бы упоминания, если бы не одно примечательное обстоятельство, заставившее задыхаться от изумления и зависти многих отечественных и зарубежных издателей. Да-да, слава «Тат» прогремела даже по ту сторону «железного занавеса».

Правда, все получилось случайно и не без множества фигурных ходов и интереса к замочным скважинам, однако мы имеем дело с фактом, а не с шуткой.

Пребывающий тогда во цвете лет сотрудник «Правды» Константин Серафимович Изюмов, который исполнял обязанности редактора спортивного отдела, по случаю зимних Олимпийских игр 1976 года прибыл в Инсбрук в качестве корреспондента. Он не упустил возможности познакомиться со страной и предпринял однодневную поездку в долину Рейна.