Рядом не слишком: фешенебельное кабаре. Из-за закрытых ставней слышна музыка. Опять острый укол воображению. Ранним утром уставшая танцовщица поедет на маленьком «рено» домой. Она будет рада, что за машиной не надо идти далеко, иногда несколько кварталов. По дороге она купит длинный-предлинный, узкий, как змея, батон хлеба, коробку молока, может быть, немного салата… а дома, кто ждет ее? Дети? Старые родители? Мы только можем с уверенностью сказать, что ее ждет старость и тогда… А, может быть, к ней кто-нибудь проявит «снисхождение»? Какие банальные, сентиментальные новеллы приносит воображение. Но, увы, они реальны и вечны.
А почему в два часа ночи мы оказались в Латинском квартале? Да потому, что ужинали в ресторане «Купол». Что же так поздно? Были на спектакле, который и послужил причиной написания этой главы. Но сначала о «Куполе».
О таких знаменитых кафе обычно говорят с придыханием: «Там в двадцатых годах собирались…» и т. д. На самом деле это огромный зал, набитый людьми, которые, в свою очередь, набивают рты мясом, рыбой, овощами, иногда устрицами, креветками. Чтобы получить столик, надо ждать пятнадцать — двадцать минут, предварительно записавшись у господина, следящего за заполняемостью зала. Можно ждать у стойки с напитками, и тогда ожидание не так утомительно. Когда освобождается место, вашу фамилию выкликают громко, как в поликлинике при сдаче анализа крови, и предоставляют вам столик с немедленным обслуживанием. Фабрика ночного заглатывания пищи!
Недалеко от нас сел свежевыбритый мужчина — будто сейчас 10 часов утра, и он отменно выспался. Заказал себе сытный ужин, развернул свежую газету. Кто он? Часы показывают половину третьего ночи. Он не спешит, никого не ждет, просматривает газету.
Официанты солидны и снисходительны. Принимают заказ так же, как и у нас, смотря в сторону, но подают быстро. На сладкое жена заказала что-то изысканное. Это вызвало небольшое совещание трех официантов, в результате чего нам было сказано, как нечто экстраординарное и сверхпечальное, что заказанное кушанье надо ждать двадцать минут. Мы готовы были ждать и больше, но… подчиняясь создавшейся атмосфере чего-то непоправимого и пугающего (ждать!), согласились на обычное простенькое сладкое, которое нам тут же с душевным облегчением официант поставил на стол.
Стрелка часов стремилась к цифре три, и каждого посетителя, покидающего знаменитый ресторан, официанты стали провожать с нежной симпатией. Где-то вдали зала раздался звон упавшего подноса с посудой. «Кто упал?» — профессионально привычно спросил официант в черном у официанта в белом. А ночные посетители наградили «катастрофу» дружными аплодисментами.
Мне понравился этот огромный зал, в котором все усиленно жевали и громко разговаривали. Поздно, мы собираемся уходить. У официантов и у девушки, приносящей пальто, глаза засветились любовью и нежностью к нам.
Все это не такие наблюдения, чтобы долго останавливаться на них. Может быть, я и не стал бы делиться ими, если бы они не оказались случайно антуражем главного события вечера. А о нем рассказать стоит.
В небольшом, с умышленной нарочитостью запущенном театрике Парижа «Bouffes du Nord» известный драматический режиссер Питер Брук поставил оперу Бизе «Кармен». Так по крайней мере говорили. На самом же деле Брук поставил спектакль, являющийся не оперой Бизе и даже не инсценировкой новеллы Мериме, а самостоятельной версией судьбы Кармен.
Мериме сочинил прекрасную новеллу, Бизе — гениальную оперу. Взаимоотношение этих произведений, очень разных по художественным и этическим принципам, долгие годы будоражит воображение художников. Кармен, как и Дон-Жуан и Фауст, стала всеобъемлющим и многогранным персонажем, органично вошедшим в нашу жизнь. В Кармен, так же как в Дон-Жуане или Фаусте, раскрываются такие противоречивые черты, что невозможно их вместить в понятие единого образа.
Кармен у Бизе — а именно эта Кармен утвердила себя вечной загадкой в мире искусства, беспокоящей каждого, кто хочет понять мир человека, — полна противоречий. Это характер трагичный и жизнелюбивый, фатальный и волевой. Он вызывает жалость, ненависть и восхищение. Кармен женственна и груба, властолюбива и покорна. Это — уникальный образ смерти в искусстве: смерти — триумфа, победы над собой, над своими склонностями и привычками. Я как оперный режиссер не могу найти больших доказательств величия образа Кармен и уникальности ее смерти (смерти не случайной, не неожиданной, смерти утверждающей, прославляющей жизнь, торжествующей), чем указание на фа диез, мажорное трезвучие, фанфарно торжествующее победу в финале оперы. Смерть Кармен — это смерть-праздник!