Жрецы Амона с неистовством обреченных сражались за попираемые святыни. Фанатизм жрецов на некоторое время увлек простой народ, и воинам фараона пришлось тогда выдержать настоящее сражение среди массивных колонн храмов и на улицах города.
Интеф, тогда еще не носивший высокого звания начальника дворцовой стражи, с горсткой воинов отбивался от разъяренной толпы, прижавшись к подножию пилона[8]. Когда Меренра во главе сотни подоспел к нему на помощь, Интеф уже с трудом стоял на ногах. Он был ранен в грудь ударом копья, из широкой раны на лбу струилась кровь, заливая глаза.
Явившись к фараону, Интеф, ослабевший и бледный, доложил, что отныне в Меннефере нет ни самого бога Атона, ни тех, кто оплакивал бы его гибель.
Но даже в те дни, когда великая Кеме от четвертых порогов могучего Хапи до Зеленого моря[9] испытывала потрясение подобное вторжению гиксосов, — даже в те дни Уасет оставался Уасетом. Воины, посланные туда, вернулись с известием, что из знаменитых храмов Ипет-Исута и Ипет-Реса[10] исчезли почти все более или менее известные изображения Амона, в том числе и древняя статуя из золота и слоновой кости, которой молва приписывала чудесные и таинственные свойства. Единственно, где воинам фараона удалось найти и разбить изображения ненавистного божества, — это в заупокойном храме фараона Аменхотепа, отца Эхнатона.
С той поры над благословенной землей Кеме волею фараона воссияло новое божество — Атон-Солнце, а сам фараон Нефер-хеперу-ра Уен-ра сменил свое тронное имя Аменхотеп на Эхнатона.
Новое божество, новая столица, новые люди во дворце...
Прежними оставались лишь ежегодные разливы Хапи, дающие жизнь полям, да люди, с утра до ночи копошившиеся на них словно муравьи...
После ухода Интефа Меренра осторожно напомнил фараону, что никто из тех, кто нес охрану храма в ту злополучную ночь, ни в чем до этого повинен не был. Он напомнил также прежние заслуги и несомненную преданность начальника стражи и просил отменить для него ссылку в Восточную пустыню, ограничившись отстранением от должности.
— Как раз сейчас в Малом храме освободилось место управителя хозяйства. Я думаю, Интеф подойдет, — закончил Меренра. Эхнатон согласился...
Память продолжала неторопливо разворачивать свиток прошлого с письменами событий и лиц.
Меренра вспомнил чашу с отравленным вином, неизвестно как оказавшуюся на пиру под его рукой. И лишь счастливая случайность была причиной того, что из-под пиршественных сводов вынесли безжизненное тело номарха[11] Тинского нома.
...В узком проходе старинного храма на краю Западной пустыни[12] за его спиной обрушилась огромная каменная глыба, подобная тем, что подстерегают грабителей царских усыпальниц.
Меренра еще стоял, потрясенный происшедшим, глядя на ровно обтесанную поверхность камня, пришедшегося как раз по ширине прохода, когда сопровождавший старый жрец, коротко взмахнув рукой, ударил его непонятно откуда взявшимся ножом. Но старик не рассчитал свои силы, и Меренра отделался лишь легкой раной.
Год спустя, однажды вечером на охоте их вместе с фараоном осыпали стрелами неизвестные всадники, ускакавшие после этого в быстро темнеющую пустыню...
Но что толку в том, что река памяти перемывает пески далекого прошлого? Разве мало забот у него сегодня?
Трудно, очень трудно найти в стране, разделенной тайной или явной ненавистью, людей, которые были бы преданы только ему, Меренре. Именно поэтому начальник дворцовой стражи был спасен от гнева фараона и отправлен в уединенный загородный храм.
Интеф, отважный человек, выросший в битвах и походах и пользующийся любовью воинов, был для главного жреца настоящей находкой...
Меренра открыл круглые, немигающие, как у ястреба, глаза. Золотистые облака висели на том же месте, но теперь они почти растворялись в разгорающемся огне восхода. Побледневший свет Сотис еще более подчеркивал близкое появление Атона.
В саду под густыми кронами деревьев пока таилась ночная мгла. Слабый ветерок доносил оттуда тонкий аромат невидимых цветов и робкое после ночи щебетание птиц. Даже в пустыне, этом страшном царстве Сета[13], разлита сейчас живительная прохлада. Но кто не знает, как обманчив покой! Пройдет немного времени, и испепеляющее дыхание раскаленных песков будет властвовать во всем пространстве между землей и небом. И Уасет, кажущийся сейчас далеким и призрачным, в горячем свете дня окажется зловеще близким в донесениях верных людей, в угрюмом молчании прохожих, в дружеских улыбках сановников, многие из которых втайне ждут возврата к прошлому.
Главному жрецу известно, что во многих городах Верхней и Нижней земли проходят тайные сборища и богослужения Амону, что посланцы Уасета стали в последнее время особенно часты в городах Обеих земель.
Близится час, которого Меренра тайно и терпеливо ждал столько лет.