Ступени сознания, или Путь к успеху

Я часто вспоминаю библейский пример о двух сыновьях, которых отец звал работать на винограднике. Один сказал: «Иду, Господи», – и не пошел. Второй сказал: «Не пойду», – а через некоторое время передумал и пошел.

Как вы думаете, который из них обладал Качеством Открытости?

Открытость – это именно то Качество, с помощью которого можно заявить о своей внутренней потребности и этим оградить свою жизненную территорию от посягательств других. Качеством Открытости обладают люди, способные к строительству равноправных отношений.

Однако им не обладают те, кто из-за неумения защищать свою жизненную территорию открытыми способами, рассматривает любые отношения через призму власти над другими людьми или зависимости от них и неизбежно вытекающей из этого угрозы насилия.

Библейский пример, предостерегающий об опасности возникновения манипуляции из-за неискренности, иллюстрирует открытость одного из сыновей и закрытость другого. Один не боится открыто сказать о своем желании, демонстрируя с самого начала внутреннюю силу независимого человека, а затем использует ее для помощи отцу. Другой, опасаясь проявления родительской власти, берет на себя невыполнимые обязательства и утаивает нежелание работать, что неминуемо приводит к деградации отношений.

Однако бывает и так, что даже психологически зрелые люди начинают пренебрегать принципом жизненной территории, когда цель становится слишком значима, а искушение добиться ее велико. В эту минуту мы сами начинаем искать власти над проявлениями окружающих и в этот же момент становимся уязвимы для встречного насилия в будущем, жертвами которого потом становимся уже мы.

Когда в борьбе за власть над проявлениями друг друга мы соучаствуем в насилии, порождая его или поддаваясь ему, происходит процесс, который психологи называют манипуляцией, а его участников – манипуляторами. К манипуляциям может быть отнесен и обман или лживые обещания, не продиктованные жизненно важными интересами, и стремление любой ценой вывести человека из внутреннего равновесия, в котором он понимает, что ему нужно делать.

Если в результате предварительных договоренностей вы осознанно даете властвовать над собой или другой человек дает властвовать вам в обмен на какие-то иные блага, это уже не считается манипуляцией. Так, например, если вы согласны терпеть своего начальника, сослуживцев и должностные инструкции в обмен на зарплату, которую вам предлагают – это еще не манипуляция. Однако, если начальник хочет, чтобы вы делали что-то для него лично уже сверх должностных инструкций, стремясь получить над вами дополнительную власть, либо ваши сослуживцы норовят спихнуть на вас свои обязанности, вами манипулируют. Если им удается это сделать, это может означать только одно – вы приняли участие в манипуляции, следовательно – вы тоже манипулятор.

Для того, чтобы манипуляция произошла, необходимо, чтобы в ней участвовало оба человека, и чтобы каждый из них был уязвим перед насильственными проявлениями – то есть, демонстрировал или боялся их. Если мы говорим «он (она) мной манипулирует», мы должны тут же признать, что делаем в чей-то адрес то же самое.

Кому не известна такая ситуация: старший по возрасту, но не по должности сотрудник на работе называет всех по имени и на «ты», в то время, как все остальные величают его на «вы» и по имени-отчеству. Более сильный манипулятор всегда занимает более выгодную позицию, потому что опирается на стереотипы, царящие в нашем патриархальном обществе – иногда манипуляция безвредна и этим и заканчивается, хотя даже в этом случае то, что человек старше вас, не означает, что он лучше или умнее. Однако очень часто такая манера обращения является еще и прелюдией к новым манипуляциям: поставив другого на ступеньку ниже и увидев, что тот согласился с этим, манипулятор вскоре норовит получить над ним еще немного власти, пытаясь давать ему распоряжения или критиковать его. Про таких сказано: дай ему мизинец – вскоре всю руку откусит.

Наилучшее определение манипулятора гласит, что это тот, кто склоняет нас делать не то, что мы хотим, используя для этого свои и наши низшие эмоциональные состояния (страх, жалость, агрессию, чувство вины), которые являются проявлением наших негативных качеств (нерешительности, стыдливости, зависимости, агрессивности, недостаточного самосознания). Любая манипуляция есть двустороннее нарушение принципа жизненной территории. Если же манипуляция не удалась – значит, позитивный потенциал одного из участников оказался сильнее расчетов манипулятора, пытавшегося затолкнуть другую сторону в желательные для себя рамки.

Единственная альтернатива пресечению манипуляции – включение в борьбу за власть друг над другом, которая будет набирать все большую разрушительную силу, привлекая к нам все новые и новые неприятности. Стремление насильственно менять другого человека в желаемую для нас сторону или даже воспринимать его, как того, кто должен быть похож на нас, формируют нашу собственную манипулятивную часть и делает нас уязвимыми перед встречной манипуляцией, в ходе которой мы теряем способность следовать своим позитивным желаниям. Делая не то, что мы хотим, мы создаем манипулятора, и поддерживаем его в выводе о правильности избранной им манеры общения с нами.

Расскажу анекдот. Въезжает старый Запорожец на светофоре прямо в бампер стоящему впереди Мерседесу. Из Мерседеса выходит прилично одетый мужчина: «Мужик, ты что?» – обращается он к сидящему в Запорожце худому интеллигенту в очках. «Знаешь, сколько эта машина стоит? Всю жизнь будешь рассчитываться!»

– Ой, извините меня, прошу вас! – оправдывается тот. – Денег нет, зарплату не платят, четверо детей голодают!

Подумал владелец Мерседеса – что с него взять – и отпустил очкарика. А на следующем перекрестке только остановился на красный свет – тот же Запорожец опять в него сзади – ба-бах!

– Ты чего, сдурел! – кричит владелец Мерседеса. – Смерти ищешь!

– Ой, – причитает тот, – извините! Езжу редко, бензин дорогой, практики нет!

Отпустил его владелец иномарки и в этот раз.

На следующем светофоре, как вы уже поняли, та же ситуация – снова Запорожец Мерседесу в бампер въезжает. Владелец Мерседеса уже и из машины не выходит, только в окно выглянул и назад обернулся.

А там ему уже очкарик из Запорожца с улыбочкой в окошко машет:

– Свои!

Манипулятор всегда играет на противоречивых чувствах другого, в то время как эффективно противостоящий манипуляции всегда целостен. Владелец мерседеса может без угрызений совести обратиться в суд – а может и хладнокровно терпеть, понимая, что он все равно никогда не будет отбирать последнее у бедного человека. Сказать, стал ли он жертвой манипуляции или нет, возможно только поняв, что он чувствует и следует ли он тому, что его чувства ему подсказывают. Целостный человек идет за своим пониманием жизни, в то время, как живущий по господствующим в обществе стереотипам почти всегда подавляет свои желания и потому попадает в новые манипуляции.

Если владелец мерседеса задыхается от бессильной ярости; если он чувствует себя униженным; если он готов растерзать виновника аварий, но не делает этого – значит, он пал жертвой манипуляции. Это может показаться абсурдным, однако произошло это только потому что он первый начал искать власти над владельцем Запорожца – ведь прощая его, он рассчитывал, что тот не будет больше въезжать в его машину! Мы не всегда властны воспрепятствовать кому бы то ни было вредить чужое имущество, посягать на чужое время или жизненное пространство – тем более, если слабое место его хозяина найдено и можно не опасаться встречных действий. И потому, пожалев неумеху, богатей сам дал ему власть над собой.

В поисках власти над другим человеком наше сознание вкладывает слишком много энергии в его жизненную территорию и ослабляет свою, становясь уязвимым для встречных манипуляций. Манипулируя, мы заболеваем опасной для психологического здоровья болезнью – децентрированием сознания. В результате привычки к децентрированию наше внимание становится хронически прикованным к действиям другого человека и к тому, что он от нас хочет, в ущерб пониманию того, чего хотим мы сами – и вот что из этого происходит.

Часто, когда нас подводят (например, одалживая у нас деньги и не отдавая их), мы возмущаемся, осуждая несостоятельных должников – ну почему эти люди не такие, как мы? Мы вот и помочь можем – а они даже не желают просто оставаться порядочными и выполнять свои обещания.

При этом мы почему-то не видим, что выдавливая из кого-то обещание соответствовать нашим требованиям в будущем (или легковерно рассчитывая на то, что так и произойдет), мы инициируем манипуляцию. Из страха быть плохими мы перекладываем на другого ответственность за происходящее (он обещает, что отдаст – значит отдаст), затем из жалости помогаем ему (проблема у человека – не дашь, обидится) и, в конце концов, из агрессивности взываем к его чувству вины, если он свои обещания нарушил (вот ведь жулик, а!? И не отдал же…).

Взять обещание нелишне – однако не забудем посмотреть на ситуацию и со своей территории. Ведь это мы решили иметь дело с этим человеком; это мы захотели поверить в то, что он не подведет. Иными словами, мы сами дали ему право властвовать над нашими деньгами, потому что мы считали, что властвуем над его мыслями и поступками. Кстати, тем, кто отдает себе отчет о возможном невозврате денег, чаще всего возвращают – в худшем случае, они не рассматривают невозвращенное, как потерю. А то и вовсе с самого начала не дают в долг.

Когда бы мы ни были втянуты в манипуляцию, это всегда означает, что, сознательно или бессознательно, мы начали искать власти над проявлениями других людей или же убедили себя в том, что эту власть мы уже имеем – слишком сильно рассчитывая на определенное поведение другого человека, мы всегда получаем непредсказуемый ответ.

С подачи американского психолога Карпмана, манипуляция называется Драматическим Треугольником, поскольку всегда сводится к трехактной драме, где каждый из участников поочередно играет одну из трех ролей: Жертвы, Преследователя и Спасателя, всегда оставляя другому участнику незанятую роль и меняясь с ним ролями от акта к акту. Одной из особенностей этой игры является то, что один из ее участников обязательно должен быть Жертвой.

Неотъемлемым свойством Жертвы является зависимость, боязнь самопроявления, безответственность и наивность, иногда парадоксальным образом сочетающаяся с иезуитской хитростью; Спасателя – жалость (не путать с состраданием!) и неумение быть плохим либо агрессивная навязчивость, а Преследователя – менторская, поучающая позиция, раздражительность и обидчивость. Во всех трех ролях, в свою очередь, присутствует страх, агрессивность и закрытость в общении, где, чрезмерно концентрируясь на действиях другого, мы как бы стремимся к проверенным многими поколениями, жившими в среде идеологий и коллективных верований, стереотипным действиям в рамках одной из трех ролей. Например, если нападают – проси пощады (оправдывайся и защищайся; делай то, что от тебя требуют либо притворяйся беспомощным, пытаясь возбудить к себе жалость); боятся или обижаются – бей по слабым местам (чтоб сильнее боялись) или оправдывайся; требуют помощи или демонстрируют собственную беспомощность – спасай (даже, если ты этого не хочешь). Всегда, когда мы хотим изменить проявления другого человека помимо его воли – давя на него (преследуя), задабривая его или насильно помогая ему (спасая), или демонстрируя ему свою беспомощность в надежде, что он начнет оправдываться либо броситься помогать нам (становясь жертвой), мы принимаем одну из этих трех ролей, предоставляя другую своему собеседнику.

Один мой знакомый, совершенно неприспособленный к домашней работе человек, часто выслушивал упреки жены по поводу испорченных выключателей, текущих кранов и надорванных обоев. Попытки что-то исправить или привести в нормальное состояние, как правило, ни к чему не приводили – жена бдительно стояла рядом и критиковала каждый его неверный шаг, пока он не взрывался и не бросал работу на полпути. Жена после этого долго плакала, а потом молча доделывала работу сама, но после этого длительное время с ним не разговаривала. При разговоре с общими знакомыми она считала нужным подчеркнуть: «У нас мужчина – я. Я делаю в доме всю мужскую работу сама». В доме постоянно были скандалы.

В приведенном примере муж чувствует себя Жертвой, когда его критикуют, Спасателем, когда делает работу для жены, не желая того, и Преследователем, когда обвиняет ее в том, что она ему мешает. Он становится Жертвой, желая, чтобы она не обвиняла его; Спасателем, чтобы она прекратила его критиковать и Преследователем, чтобы она не смела обращаться к нему больше с подобными просьбами. Он хочет получить власть над ее чувствами, не желая признать, что ее обиды – ее проблемы; над ее словами, вместо того, чтобы научиться пропускать их мимо ушей или остроумно парировать; над ее мыслями, чтобы она была ему благодарна и демонстрировала ему свою зависимость от него, вместо того, чтобы самому определиться, хочет ли он делать эту работу, или нет.

Жена играет роль Преследователя, когда призывает мужа к порядку и стоит над ним, Жертвы, когда работа делается не так, как она хочет и Спасателя, когда переделывает им начатое. Она хочет властвовать над его поведением (пускай работает по дому!), речью (какое право он имеет на меня кричать!) и желаниями (он должен хотеть того же, что и я). И пока они будут искать власти друг над другом, эта кровопролитная борьба никогда не закончиться. Она может завершиться лишь тогда, когда ее участники научатся отделять от себя проявления чужой жизненной территории, выходить за пределы принятых в обществе стереотипов и принимать друг друга такими, какие они есть – не пытаясь властвовать над другой стороной, но и не давая расширять чужую полянку за счет своей собственной.

Отношения в семье из примера наладились только тогда, когда муж, поняв, что он останется плохим в любом случае, ограничил свои обязанности хождением в магазин и мытьем посуды, отказавшись от любой работы, требующей ремонта или смекалки. Жена стала делать все сама, постепенно привыкла к этому, а потом и ворчать перестала.

Другой банальный сюжет: муж уходит к любовнице, бросив жену (или наоборот…) Происходит это чаще всего там, где его (ее) обвиняют во всех смертных грехах и демонстрируют свои обиды, манипулятивно принуждая к отказу от права выбора партнера (как правило, в диапазоне от «ну и иди к ней!» до «умоляю, не бросай меня!»). Однако, бывает и наоборот – там, где партнер открыто принимает ситуацию конкуренции и уважает право выбора своего супруга, супруг чаще всего, пройдя через полосу нового увлечения, делает выбор в пользу старой, «проверенной» связи.

Повторюсь, что любая манипуляция – это борьба за власть, ибо она не предполагает независимости сторон, а использует их зависимость друг от друга. Манипулятор будет давить на вас, пока знает из предыдущего опыта, что вы можете поддаться; он будет пытаться вас разжалобить или даже попробует спасти, чтобы потом сказать: «сделай для меня то же самое!» При манипуляциях друг другом отсутствует понимание жизненной территории, право находчиво делать то, что ты хочешь и право оставаться плохим для того, кто этого не приемлет. Зато в манипуляции есть Неписаные правила стереотипов (государства, религии, семьи, общества, дружбы, любовных отношений, приличного дома) и их Нарушитель (потенциальная Жертва), которого преследуют критикой, претензиями и упреками. Спасаясь от преследования, Жертва начинает преследовать сама, либо, используя выгоды своего положения Жертвы («я самый несчастный и беспомощный человек…») взывает к Спасению. В момент, когда Жертву пытаются спасти, она сама становится Преследователем, уделяя вчерашнему Спасателю роль Жертвы. Как только вы занимаете в Драматическом Треугольнике один угол, манипулятор занимает другой; когда вы принимаете новую роль – он снова меняет свою позицию – и так может продолжаться вечно, пока вы не распознаете манипулятора в себе самом и не уничтожите его – после чего вы станете невосприимчивы к манипуляциям со стороны и постепенно научитесь пресекать их в зародыше. Если же этого не случиться, манипулятивная привязанность к проявлениям друг друга, сопровождаемая желанием получить что-то с чужой жизненной территории, может продолжаться бесконечно – вплоть до крупных неприятностей, психического разрушения или вполне вероятного криминального исхода.