Стыд

В соседнем вагоне защелкал, залязгал дверной замок, кто-то гулко ступил на железо межтамбурного перехода, подергал дверь в лузгинский тамбур и завозился с ключом. Лузгин подумал: бригадир или начальник поезда, сейчас застукает курящих, придется объясняться, но ничего, дедок отлается, характер у него, похоже, еще тот, первопроходческий характер, такие кого хочешь на место поставят, а вот проводнику грозит взыскание, ну да и черт с ним, проводником, и так наворовал, небось, из сухпайков — откупится или потерпит, не впервой…

В дымный тамбур, распахнув дверь так широко и наотмашь, что та едва не стукнула Лузгина по плечу, вошел человек с электрическим фонарем. Лузгин пихнул окурок в кружку и улыбнулся в слепящий желтый круг. Низкий голос спросил, из какого они вагона. Лузгин сказал: из этого. Голос повелел немедленно вернуться на свои места. Нет проблем, ответил Лузгин, немного уязвленный категоричностью приказа: он был согласен, что курить не полагалось, но никакой устав вагонной службы не может запретить пассажиру проветриваться в тамбуре. Он сунулся в дверь первым и споткнулся в темноте о задравшийся край притуалетного резинового коврика. Дедок, ворча и охая, последовал за ним. Дежурный свет, горевший еще несколько минут назад, был погашен. На всем экономят, сволочи, решил Лузгин, пытаясь в скачущем за спиной луче фонаря разобраться в номерах на дверцах. Нашел свою «четверку», откатил створку и шагнул внутрь, и тут же дверь за ним задвинули со стуком. Ну, это уж слишком, подумал Лузгин и прислушался к шагам в коридоре. Конечно, он мог ошибаться, но мимо его двери, не по-ночному нагло топоча тяжелой обувью, прошли человек десять, побрякивая чем-то металлическим.

— Что там такое? — спросил его старик, лежавший носом к стенке.

— Какая-то проверка, — негромко ответил Лузгин. — Спи, Степаныч, еще далеко.

— Курил?

— А что?

— Воняет сильно.

Лузгин хотел было поведать ему про едкие сигарки деда-лыжника, но в этот момент поезд дернулся с такой неожиданной силой, что его бросило на лавку, и он больно ударился локтем о столик. Ну ничего себе, сжав зубы, простонал Лузгин, даже сквозь боль заметив-таки, что после жуткого рывка состав, однако, никуда не едет. Локомотив, наверное, меняли, предположил он, заваливаясь боком на лавку. Он как-то в молодости добирался по только что отстроенной «железке» вниз, на юг, перекладными и ночь провел в кабине тепловоза, и оба машиниста были в задницу пьяны. Состав, правда, был товарный, но с той поры к машинистам на северных линиях он относился весьма настороженно.

Поезд снова ощутимо вздрогнул и медленно пополз в обратном направлении.