На суде арестованные террористы объявляли себя принципиальными врагами существующего порядка. Любая форма современного государственного устройства рассматривалась ими как предел бесчеловечности и несправедливости, и в борьбе с ней все способы были заранее оправданы. Анархист Эмиль Генри, бросивший бомбу в Парижское кафе, так объяснял на суде своё кредо:
"Я убеждён, что существующий порядок есть зло. Я хотел бороться против него, чтобы ускорить его падение. С каждым днём ненависть переполняла меня всё сильнее при виде этого отвратительного общества, в котором всё гнусно, трусливо, где повсюду выставлены барьеры для развития человеческих чувств, для щедрых порывов сердца, для свободного полёта мысли… Я хотел показать буржуазии, что её удовольствия недолговечны, что торжествующей наглости будет поставлен предел, что золотой телец начнёт дрожать на своём пьедестале и вскоре заключительный удар сбросит его в кровь и грязь… Анархисты не будут щадить детей и женщин буржуазии, потому что она не щадит детей и женщин угнетённого большинства… Вы вешали нас в Чикаго, отрубали нам головы в Германии, душили в Испании, расстреливали в Барселоне, гильотинировали в Монтбриссоне и Париже, но вы никогда не уничтожите анархизм. Его корни глубоки: он есть отчаянная реакция на прогнивший порядок. Он выражает эгалитарные и свободолюбивые чаяния… Он повсюду, поэтому его невозможно поймать. В конце концов он вас уничтожит".1
Анархисты объявляли своими учителями Прудона, Кропоткина, Бакунина. Социалисты всех мастей зачитывались трудами Сен-Симона, Фурье, Маркса. Но при всём многообразии партийных и идейных оттенков, все они были согласны в одном: главный порок современного общества — неравенство, вырастающее из института собственности. Только при полном равенстве человек может почувствовать себя по-настоящему свободным. А там, где кому-то позволено управлять другими людьми, там и возникает чудовище современного государства.
"Находиться под властью какого-то правительства, — писал Прудон, — означает, что за тобой постоянно следят, проверяют, направляют, контролируют, опутывают законами, регулируют, накачивают пропагандой, взвешивают, цензуруют, шпионят, проповедуют, оценивают — и кто?! люди, не имеющие на это ни прав, ни знаний, ни добродетели!".2
Примечательно, что неравенство болезненно переживалось не только на нижних ступенях социальной пирамиды, но и на верхних. Например, главные идейные противники Российской монархии — Герцен, Бакунин, Кропоткин, Толстой — все были выходцами из аристократических семей. Завороженные с детства идеей Справедливости, они — созревая — приходили к убеждению, что справедливость недостижима в обществе, построенном на неравенстве.
"Я принуждён вести такую жизнь, — говорил Лев Толстой, — которая заставляет меня страдать с утра до вечера. [Меня мучает,] что прачка стирает моё бельё; что старик пашет, в то время как я гуляю".3 "Жизнь наша господская так безобразна, что мы не можем радоваться даже рождению наших детей. Рождаются не слуги людям, а враги их, дармоеды".4
Итальянского анархиста Кафиеро ужас перед неравенством довёл до клинического безумия: ему начало казаться, что он обделяет других, присваивая себе больше солнечных лучей, чем ему положено.5
Конечно, идейные борцы с неравенством сами не брали в руки бомбу или пистолет. Первый теоретик анархизма, Пьер Прудон, сам никого не убивал. Он только выдвинул и всю жизнь отстаивал простую формулу: "собственность это воровство". И тысячи его последователей находили в этой формуле оправдание террору, который они называли "пропаганда действием".
Пётр Кропоткин в жизни был добрым, отзывчивым, чутким к справедливости человеком. Но в своей газете, основанной им в Швейцарии, он писал в 1879 году, что "необходим постоянный бунт — словом письменным и устным, кинжалом, ружьём, динамитом… Для нас годится всё, что выходит за пределы законности".6
Толстой призывал не противиться злу насилием. Но сколько молодых людей могли стать на путь насилия, начитавшись таких, например, его проклятий властьимущим:
"Все французские Людовики и Наполеоны, все наши Екатерины Вторые и Николаи Первые, все Фридрихи, Генрихи и Елизаветы, немецкие и английские, — несмотря на все старания хвалителей, не могут в наше время внушать ничего, кроме отвращения. Теперешние же властители, учредители всякого рода насилий и убийств, уже до такой степени стоят ниже нравственных требований большинства, что на них нельзя даже и негодовать. Они только гадки и жалки".7
Как все уравнители, идеологи анархизма считали человека добрым и мирным существом. Они были уверены, что стоит разрушить насильственный порядок, и отпадёт необходимость защищать человека от его ближнего. Кропоткин с увлечением изучал жизнь животных, отыскивая и находя в ней примеры успешного и мирного сосуществования различных видов.