Стылый ветер

Солнце осветило вершины альпийских гор утренними лучами. Защебетали птицы. Откуда-то появились купцы и погонщики. Со скрипом тронулась первая телега. Солдаты сваливали трупы в общую кучу у дороги. Погибших же сослуживцев оттаскивали в сторонку и укладывали рядом с офицером. Страусиное перо все так же белело на его блестящем в рассветных лучах, но помятом и окровавленном шлеме. Раненые у палатки стонали и матерились — над ними орудовал фельдшер.

— Да, судари мои. Это была страшная сеча, — вздохнул Милош, оглядев поле боя. — Еле отстояли... Если бы не тот итальянский офицер и два его приятеля, перевал был бы уже занят людьми Старика... А где, кстати, сам итальянец? Погиб?

— Нет. Среди мертвых мы его не нашли. А ведь он был здесь, когда герр Матиш подоспел со своими...

— Говоришь, итальянцы? Трое? — Матиш подозрительно посмотрел на Милоша.

— Ну да, — смутился тот. — Я еще подумал: откуда они здесь вдруг...

— Эй, Матиш! А где наши лошади? — закричал с другой стороны дороги Ульбрехт Бибер, отделенный от них сплошным потоком начавших свое движение телег.

— Идиот! Я же тебя поставил их охранять! — Матиш в сердцах сорвал с себя шапку.

— О боже! Что за наваждение... Опять! Господи помилуй... — схватился за голову Милош. Он лихорадочно шарил глазами по идущим одна за другой телегам, пытаясь найти, ухватить хоть какую-то зацепку, след... Тщетно. — Как тогда!.. Ни лошадей, ни тех троих. Неужели это были албанцы? Сатанинское отродье!

— Ты считаешь, что мы ушли слишком рано? Надо было еще пару дней подождать? — нахмурился Антонио.

— Может быть. Неспокойно у меня на душе. Во всем чудится дурное. Словно мы не доделали что-то...

Они неспешно двигались по дороге, ведущей из Клагенфурта в Филлах и дальше в Италию. Проголодавшийся Антонио достал из седельной сумки лепешку, разломил ее пополам и, свесившись с коня, предложил половину Бендетто Кастелли, ехавшему рядом на муле.

— Да, у меня тоже душа не на месте... Как там Конрад? Его могли схватить инквизиторы. Ведь он один из всех нас там остался.

— А мне приснился Карл Готторн... Будто он проводит обряд. Тот самый. И у него все получилось. Но то, что он сделал, то, КАК он это сделал... Грех, страшный грех... Я думаю, он погиб. Лучше бы он погиб, чем... — Приняв лепешку, Кастелли надкусил ее и закашлялся. — Кусок в горло не лезет... Скорее бы домой, в Пизу. Так хочется комфорта и тишины. Боже, как давно я не пил вина, разбавленного теплой водой, в тиши собственного садика, в кругу студентов или домочадцев. Так тошнит от этих дорог, от этих гнусных солдат, воров, попрошаек...

На дорожной обочине, у поворота, расположились два оборванных нищих.

— Подай нам, добрый человек! Подай хоть хлебную корку! Видишь, как пострадали мы, во имя Христа?! — Немытая рука потянулась к путникам. Густав выставил напоказ тощую грудную клетку со следами шрамов. — В войне против проклятого турка лишился я ног и потерял три ребра. Подайте калеке, благородные господа!.. Скажи им что-нибудь, друг мой Франко! Скажи!

Франко, разморенный на солнышке, проснувшись, жалобно рыгнул, затряс головой. Его голодные глаза жадно уставились на лепешку, которую ел Атонио, и на другую, в руках Бендетто.

— Аа-э... Гы-ы! — Он потянулся одной рукой к путникам, а другой стал колотить по дорожной пыли.

— Посмотрите на него, добрые господа: вот жертва войны! Турецким ядром ему перебило хребет. А от страданий бедняга совсем обезумел. Столько лет мается тяжким недугом...

Бендетто Кастелли бросил нищим свою половину лепешки. Густав, подхватив ее, сразу запихал в рот сколько было возможно, а остальное сунул за пазуху.

— Совсем совесть потеряли, бродяги, — усмехнулся ученый. — Врут безоглядно! С перебитым хребтом человек и пары дней не протянет.

— Это точно, — кивнул Антонио, неторопливо жуя. — А с турком уже двенадцать лет как мир... И зачем ты дал этим проходимцам еду?

— Гы-ы! Э... святой отец... Бендетто! Ваша милость! — вскочил вдруг Франко. — Вы разве не помните нас?! Я Франко. А этот безногий жулик — Густав. Мы же вместе, в одной каталажке в Клагенфурте... Не помните?

— А ну прочь, голодранец! — Антонио схватился за шпагу.

— Постой, — поднял руку профессор. — Я и правда их помню. Вас тоже отпустили?

— В тот же день! — жизнерадостно улыбнулся Густав, прожевывая свой кусок. Он вскочил и теперь растирал затекшие ноги. — Этот дознаватель всех потом отпустил.

— Мы уже второй день почти ничего не жрали, господин ученый, — затараторил Франко, обходя лошадь Антонио спереди и не сводя глаз с его надкусанной лепешки. — На самом деле дознаватель, пан Милош, искал одну девицу и старика... — Он вдруг осекся и удивленно выпучил глаза.

К нему, догоняя Антонио и Бендетто, верхом на лошади приближалась Мария.

— Вот эту самую девицу они искали... Дурочку Марию, — прошептал Франко чуть слышно.

«О! Вот и те подонки, что продали тебя за два талера, а потом предали инквизиторам, — раздалось у нее в голове. — Хочешь, я сверну им шеи?»