Как учил Платон, жизнь человека подобна отражению неба в зловонной луже. Каббалисты учили: чтоб запечатлеться в Ничейном сознании, а не промелькнуть бесследно, мотыльком чьего-то сна, явлению надлежит быть располовиненным и поделенным, грубо говоря, между небом и землей. Параллельно существуя и там и там, взятое на небо, но и как бы на землю отбрасывающее тень, оно, это явление, есть полномерно осуществленное бытие. Иначе это либо белесая личинка идеи в облачке пара, либо комок нательной грязи, который смывается в бане.
Пара поперечных брусьев — символ Человека Распятого. Человечество распято в месте пересечения своего неизбывного настоящего — своего вневременного Я и потока времени, уносящего тела. Блаженному Августину изменяет обычная его зоркость, когда он пишет: «Легче рыбе выпрыгнуть из воды и долететь до неба, чем человеку вырваться из своего настоящего». Верней было бы:
Данное произведение («Суббота навсегда») сугубо реалистично, потому как… в нем приводится случай, взятый из жизни — случай довольно известный и уже не раз описанный; правда, так — еще никогда. У нас всё в пересечении небесного и земного, как в пересечении лучей прожекторов. Принцип ПВО, он же прием реалистического письма: только на стыке тлена и вечности реально существование, оно сродни дрожанию капли, которой никак не упасть. Вырванное из мрака, тело живет, умирает и не может умереть. Признаться, мой ум это тоже не в силах вместить. Поэтому — как и я —
Юный Бельмонте приобщался к бенедиктинской учености в монастыре св. Бернарда. Настоятель монастыря патер Вийом, которого за глаза звали Бернардель-пэр, происходил из семьи французских кантонистов. Отроком вынужден был оставить он родной кантон и переселиться туда, где справедливость торжествовала — уже над протестантами. Этот приор, сутулый по причине высокого роста — единственного, с чем, по-видимому, оный апостол смирения смириться не желал — заслуживает быть упомянутым, благодаря своей… Даже не знаешь, как сказать… Страсти? Слабости? А для кого-то в этом заключалась его сила. Словом, он питал сильную слабость к тому, что завещала христианству не Иудея, а Эллада: как и евангелист Лука, он был художником.
— Художник — тот же рассказчик, но рассказывает он Священную Историю не словами, а в картинах. Внимая рассказчику, ты все равно мысленно перевоплощаешь слова в картины, то есть, я хочу сказать, в образы событий, описание которых слышишь. Живописание облегчает путь постижения Священной Истории, поскольку труд перевоплощения слов в эти образы живописец берет на себя. Искусство живописания потому является для нас важнейшим из искусств, что с помощью живописных творений всякий, включая самый скудный ум, ум, не способный ни к каким самостоятельным фантазиям, постигает наравне с другими смысл реченного нам Господом. Запомни, сыне: истинный художник не только боголюбив, но и боголюбим. И даже больше, чем это на первый взгляд кажется. Примечай, римские первосвященники всегда покровительствовали великим талантам, вблизи Святого Престола искусство живописания и ваяния достигло великих высот. Тогда как для слуг дьявола всякое воссоздание образа Божьего непереносимо — будь прокляты они, богоненавистники.
Так пестовал Бернардель-пэр свое духовное чадо, у которого обнаружились проблески столь ценимого им дарования. По указанию святого отца Бельмонте копировал картины на сюжеты из Священного Писания и с этой целью даже путешествовал по другим обителям в сопровождении верного Педрильо. Нередко с отцом настоятелем они трудились сообща, перенося черты какого-нибудь батрака на картон с изображением трапезы в Эммаусе или запечатлевая под видом Марфы стряпуху, чистившую рыбу для пятничного стола.