Суббота Воскресенского

А торт был очень вкусный, как и черный чай с долькой лимона. Ароматный, хорошо заваренный, а не пакетик с чайной пылью. Все-таки «Беранже». Здесь все на уровне. Жаль только, что той радости, которая могла бы быть, если бы рядом сидел Дан, не чувствовалось.

Ожидая счет, Женя снова наугад открыла купленную по дороге книгу.

Я лишь боюсь, что мне не хватит сил
Остаться так – без веры, без надежды.
Я не смогу забыть, как ты любил,
И оставаться ветреной, как прежде.

Я не смогу забыть твои звонки,

В которых до смешного беспредметно
Одновременно капали гудки,
И Эля меня твой голос стал заветным[36].

Официант принес счет, и Женя, расплатившись и оставив чаевые, вышла на Невский. После дождя воздух был свежий и пахло рекой. Можно было пройтись до Невы, облокотиться о гранит и смотреть на противоположный берег, где высокий шпиль Петропавловского собора протыкал небо.

Я не смогу смотреть на купола
Постройками расколотого сердца
И знать, что я твой дар не сберегла
И не смогла войти в открытость дверцы

[37].

А можно пойти в другую сторону, к Аничкову мосту и самому красивому дому с атлантами.

Я так люблю тебя. Ладони и слова
И нежность утренних раскинутых объятий,
В которых я любима и жива,
Душою ухватившись за распятье

[38].

Но куда бы она ни пошла, она пойдет одна и будет безмолвно разговаривать с ним. Что-то рассказывать, доказывать, обижаться, обвинять в том, что не звонит и не пишет, а она слишком гордая, чтобы сделать это самой. Вот приедет в Москву… тогда вместе с гордостью и пойдет расставлять точки.

Я так люблю тебя. Как ты живешь и спишь…
И будничность разбросанных носков…
Когда ты и звонишь и не звонишь,
Когда ты нежен, ласков и суров

[39].

В итоге Женя вызвала такси и поехала в гостиницу. В конце концов, можно взять коньки и прийти в «Юбилейный» раньше. Там есть тренировочный лед. Женю наверняка пустят, и она просто устроит себе тренировку. Попробует довести до ума танец под песню Вавы, держа в уме размеры пластикового пространства. Лед – он панацея от всех бед. Лед – он лечит.

Я так люблю тебя. Твой голос по ночам
В нелепых масках и хмельных дорогах.
Люблю прикосновенье к волосам,
И вьющимся, и стриженным так строго.
Я так люблю тебя

[40].

Я так люблю тебя.

2

Полина сидела дома и пила горячий шоколад с маршмелоу. Это был уже последний, третий шарик. Врач, конечно, говорила о необходимости следить за весом, и Полина старалась следить. Изо всех сил. Ананас, опять же, способствовал сжиганию жиров. Но шоколадные бомбочки явились тем искушением, против которого она не устояла. А все из-за стресса. Как ни крути, но каждый осмотр у врача теперь сопровождался легким стрессом и волнением. А уж УЗИ и подавно. Как там ребенок? Все ли хорошо? Развивается нормально? Свои материнские страхи Полина прятала глубоко и старалась с ними справляться. Только страх и беспокойство никуда не уходили. Прятались, но не исчезали.

Они с Олегом решили, что не будут заранее узнавать пол ребенка. Главное, чтобы был здоров. И когда Полина зашла в кабинет УЗИ, то сразу сказала, что девочка это или мальчик – пусть останется тайной.

А тайна эта уже давала о себе знать, и Полина чувствовала шевеление плода – легкое, как полет перышка, как шевеление плавничка у рыбки. Чувствовала и замирала. От волшебства ощущений. Там, внутри, новая жизнь. Уже не горошина. Уже ручки-ножки и движения. Когда Полина рассказала об этом Олегу, он целый вечер не отходил от ее живота, пытаясь что-то уловить, а Полина улыбалась:

– Это же пока нельзя увидеть и почувствовать, прислонив ладонь. Это будет позже.

Но он не обращал внимания на ее слова и все время смотрел на живот, чего-то ожидая, а перед сном сказал:

– Я чувствую себя сейчас пацаном, как будто у меня вся жизнь впереди.

И эта жизнь впереди у них была общая. Только бы все благополучно разрешилось.

Время, проведенное на кушетке в кабинете УЗИ, казалось бесконечным, и когда Полине наконец сказали, что ребенок в порядке, она закрыла глаза. Поняла, что теперь можно дышать. Одевалась она медленно, потому что от перенесенного напряжения дрожали руки. А ведь Полина всегда славилась своей выдержкой и умением справляться с ситуацией.

Сейчас же она все чаще чувствовала себя слабой и беспомощной. Или это Олег позволял ей так себя чувствовать?