Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Таков был финал первого столкновения русских и монголов. Впрочем, козлы отпущения за калкинское поражение были найдены. Ими оказались… половцы. Именно они во всем виноваты! Они первые побежали, налетели на русские рати, а те не успели «исполниться», все перемешалось, чем и воспользовался неприятель. Но что там половцы! Виноваты монголы! Субэдэй и Джэбэ «действовали больше дипломатическим коварством и военными хитростями, к которым следует отнести их поспешное отступление вглубь степи, весьма напоминающее известный кочевнический прием „заманивания“ в ловушку, как правило дезориентирующее преследователей» [8, с. 173], пишет С. А. Плетнева. Говоря о дипломатическом коварстве, можно лишь развести руками — зачем послов, кстати несториан, «умучили»? Эх, рыцари! Что же касается дезориентации, то, может быть, Субэдэю нужно было организовать команду, которая ставила бы указательные знаки, куда, сколько и за кем скакать преследователям? Наиболее точно выигрышную тактику, примененную монголами во время их отступления от Днепра до Калки, сформулировал Дж. Уэзерфорд: «Монголы не видели чести в самом процессе сражения, честью для них была победа. В любой войне у них была только одна главная цель — полная и безоговорочная победа. С такой точки зрения, не имело никакого значения, какая тактика применялась против врага, и как именно велись битвы, и велись ли они вообще. Победа, достигнутая благодаря искусному обману или военной хитрости, была тем не менее победой и никак не пятнала чести и храбрости воинов, поскольку в будущем у каждого из них будут еще множество возможностей показать свою удаль. Для монгольского воина не существовало такого понятия, как личная честь, если битва была проиграна. Легенда приписывает Чингисхану такое высказывание: „Вещь можно назвать хорошей только после того, как она закончена“» [16, с. 194–195].

Субэдэй и Джэбэ поставили жирную точку своей победой на Калке в первом акте военного противостояния между Востоком и Западом. Равноценный реванш за это поражение русские возьмут лишь в 1378 году на Воже и в 1380 году на Куликовом поле. Через сколько же неудач и поражений нужно будет еще пройти, прежде чем у них появятся полководцы, способные противостоять военной машине, запущенной в начале XIII столетия Чингисханом? Действия князя Мстислава Удалого, первым побежавшего с поля боя, с полным основанием можно назвать предательством, когда он, как пишет тверской летописец, убегая «раньше всех переправился через Днепр, велел сжечь ладьи, а другие оттолкнуть от берега, боясь погони; а сам едва убежал в Галич» [41, с. 159].

Советская историография, скрипя зубами, все-таки признала, что «монголо-татары в битве на Калке обнаружили высокое воинское искусство» [43, с. 7]. В нынешнем же понимании исторического процесса, отдавая честь русским воинам, сражавшимся мужественно и самоотверженно, приходится признать, что появившийся у границ Европы монгольский всадник, испивший славу победы, ведомый чингисхановой идеологией и выдающимися полководцами, становился гегемоном евразийского пространства и уже не мог не вернуться сюда.

Глава шестая. Возвращение

Победно завершив войну в южнорусских степях, Субэдэй и Джэбэ стояли «на костях» [72] еще какое-то время, собирая трофеи и подсчитывая потери, а собирать и подсчитывать было что. Разгромленное русско-половецкое войско, насчитывавшее в своих рядах несколько десятков тысяч воинов и возглавляемое определенным количеством князей и ханов, само по себе являлось огромной добычей. Монголы, которые захватили казну, принадлежавшую военному руководству союзников, мародерствовали по всей степи, обирая убитых, снимая брони, оружие, да что там говорить — сапоги и верхнюю одежду. Табуны лошадей и «скотские стада» также являлись ценнейшей добычей, которая была очень кстати в связи с дальнейшими действиями, предпринятыми Субэдэем и Джэбэ.

Однако у победителей кроме приобретении были потери в живой силе, и достаточно существенные, недаром в «Юань Ши» говорится о сражении на Калке как о кровопролитнейшем [12, с. 241–242]. Нет оснований полагать, что русские и половцы так просто дали себя уничтожить, не взяв ничего взамен, скорее всего, кошун Субэдэя потерял 10–15 тысяч бойцов.