Субъект. Часть третья

Она меня ждет, – глупо повторил я внутри себя, чувствуя, что вес этих слов с геометрической прогрессией растет, заполоняя собой все сознание. Я обещал, что догоню. И она ждет…

В моей голове зарождалось зерно невыносимой, истерической ярости. Она ждет… А они задерживают…

Я поднялся на одних пятках. Меня душило от распирающих эмоций. Им было слишком тесно. Слишком яркие и обжигающие, чистая энергия, что стала преобразовываться в избыточное тепло.

Воздух вокруг меня начал пугающе быстро раскаляться. Но я не чувствовал его температуры, я все равно был горячее, я был его источником, навредить он мне никак не мог. Свистящие со всех сторон пули оплавлялись, обжигающим плевком расплескиваясь о грудь. Я с силой вознес руки к небу и туман вокруг меня стал багроветь. Пыль испарялась. Я разгонял море частиц вокруг себя, с психопатическим нажимом изрисовывая ими пространство.

Через несколько крайне напряженных минут, когда пальба прекратилась, со всех сторон вдруг стали доноситься испуганные крики. Я стоял все в той же позе, поглощенный все той же сводящей с ума деятельностью. Но в голове будто зажегся вечный двигатель, одна и та же повторяющаяся, самовосполняющаяся мысль. Сжечь их всех! Разбитый асфальт вокруг меня сворачивался комками, спекался, начинал течь маслянистым ручейком. Арматура и штыри, торчащие из обломков, стали опадать и размягчаться, как разогретый в ладошках пластилин.

Дивизия спецвойск вперемешку с неприкосновенными, что в кольцо зажала утонувший в дыму Айсберг, в смятении отступала. Туман, что они окружили, наливался свекольным цветом, и от него разило жаром преисподней, от которого всем становилось трудно дышать. Несколько уже успели упасть в обморок. Наземная техника, танки и зенитные установки тяжело разворачивались назад. Из некоторых броневиков с воплями выскакивал экипаж, их лица были красными, распаренными, а руки обожжены. Колеблющееся марево всходило над опаленными останками небоскреба. Становилось все хуже.

Те, кто все еще были оснащены тепловизорами, с криками сбрасывали их с себя – устройство уже не просто обжигало лицо, но и выходило из строя от сплошных желто-оранжевых расцветок. Многие кашляли и зажимали рот, опасаясь обжечь легкие. От боевых комбинезонов и, в том числе, от спецкостюмов с напылением интропозидиума, всходил едкий пар. Видимость от испарений ухудшилась настолько, что военные стали врезаться друг в друга, спотыкаться на ровном месте, беспорядочно метаться, подрывая строй. Некоторые продолжали палить навскидку, в пылающую сердцевину тумана, но вскоре не выдерживали и с воем сбрасывали с себя все металлическую амуницию, что уже начинала понемногу алеть.

Всю территорию Айсберга наполнили душераздирающие крики, что быстро обрывались или терялись в гуляющем смертоносном жару. Оставались лишь немногие, удачно спрятавшиеся в руинах, или спускающиеся в метро на лифтах. Но вся тонкая электроника от экстремального перегрева выходила из строя. Военные застревали в кабинках и медленно томились в жаркой агонии. А плавящиеся буквально на заслезившихся глазах железобетонные руины оседали и придавливали схоронившихся под ними жертв.

Воздух непосредственно возле меня уже достиг сверхтемператур и стал отчасти текучим. Это была уже плазма. Ее потеки овевали жесткую и неприступную прослойку моего личного пространства.

Сжечь их всех! – безостановочно билось в моих мыслях. Хоть сила и продолжала исходить от меня непрерывным, пульсирующим, смертоносным сиянием, где-то задней мыслью я четко ощущал, что моя нервная система работает уже на последнем издыхании. Но я не мог остановиться. Мое желание превратилось в судорогу, в измученную мышцу, которую свело в неконтролируемом усилии и больше не разгибает до тех пор, пока не разорвет.

Фундамент обрушенного небоскреба стал проседать. По всей территории бурлили вязкие и раскаленные лужи битума, рыдала железными слезами бронетехника, людей же будто и не осталось вовсе. И тут пошли крупные оползни. Толстые и прочные слои первосортного бетона не выдержали запредельных температур. Все это место начало проваливаться под землю. И те, кто остались на подземных этажах, тоже не выживут.

Внезапно месиво магматической жижи вздулось жирным и нетерпеливым пузырем. Прошли еще какие-то доли секунды, как вся действительность вокруг меня стала слепящей и очень, очень, очень агрессивной, неперевариваемой, расплющивающей мой защитный кокон чудовищной и не считающейся с любым сопротивлением силой. Я не мог сдерживать это ни секунды больше…