По сюжету романа, многие из тех, с кем Никитин общается в Париже, догадываются,
Подобный образ мыслей чрезвычайно пугал самого Кестлера, писавшего свой роман-предупреждение после Второй мировой войны, когда в Европе демократическая идея ослабла, симпатии к коммунистам были чрезвычайно сильны и авторитет Советского Союза был гораздо выше, чем авторитет США. «Вы – измывающаяся над неграми полуцивилизованная нация, которой управляют банкиры и гангстеры, тогда как ваши оппоненты покончили с капитализмом, и в их головах есть хоть какие-то идеи», – бросает француз американке. Другой персонаж, высокопоставленный французский чиновник, не без горечи объясняет представительнице Нового Света: «Умереть просто и спокойно может лишь тот, кто знает, за что умирает. Но именно этого никто из нас не знает! О, если бы вместо консервированных персиков и противотанковых орудий вы смогли подбросить нам какое-нибудь новое откровение…»
Романисту вовсе не казалась абсурдной мысль о том, что французы, пережившие немецкую оккупацию, не станут сопротивляться оккупации советской, а элита нации будет готова «встречать приветственным гимном» тех, «кто ее уничтожит» (цитата из Брюсова тут вполне уместна). Недаром в книге мадам Понтье, супруга профессора-ренегата, произносит: «Если бы пришлось выбирать, я бы лучше сотню раз сплясала под балалайку, чем один раз – под скрежет музыкального автомата». Это перекликается с известным высказыванием Жан-Поля Сартра: «Если мне придется выбирать между де Голлем и коммунистами, я выберу коммунистов».
Роман «Век вожделения» слабее «Слепящей тьмы», он более публицистичен и схематичен: боясь, что его предсказание вот-вот сбудется, автор торопился и не слишком тщательно прорисовывал образы героев. И все-таки книга тревожит даже сегодня. Читая роман, вспоминаешь и аксеновский «Остров Крым», и гладилинскую «Французскую ССР» (явный парафраз с романом Кестлера), и – что особенно грустно – высказывания некоторых представителей европейской элиты, чья терпимость к авторитаризму и «пассионарному» исламскому экстремизму даже после теракта в редакции «Шарли Эбдо» подчас выглядит просто самоубийственно. Да, конечно, коммунизм Европе уже не опасен – тут Кестлер промахнулся. Новой оккупации Парижа тоже, скорее всего, не будет. Тем не менее автор книги точно уловил склонность некоторых европейских политиков к ползучей капитуляции перед «грядущими гуннами», и неважно, под какими они придут знаменами: красными, зелеными, в крапинку или в полоску.
Именно такой Европы – сибаритской, эгоистичной, податливой, трусоватой, склонной к гнилым компромиссам и тайно мечтающей подгадить США – и боялся Кестлер, задумывая свой роман-предупреждение. Опасения писателя не сбылись, Европа устояла, советской оккупации Франции не произошло. Призрак грядущего так и остался призраком.
Провал во времени
Научно-фантастический боевик «Retroactive» (США, 1997) снят режиссером Луи Морно. В техасской пустыне, в отдалении от крупных населенных пунктов находится бункер. Здесь физик Брайан (Фрэнк Уэлли) проводит последний эксперимент по перемещению во времени. Проект признан неудачным, его вот-вот прикроют, однако сегодняшний опыт оказывается вдруг успешен, лабораторная мышь перемещена на десять минут в прошлое.
Тем временем полицейский психолог Карен (Кайли Трэвис), задумавшись за рулем, попадает в аварию. Героиня цела, а вот ее машина – уже нет. Карен тормозит первый попавшийся автомобиль, где сидят двое – Фрэнк (Джеймс Белуши) и его подруга Райан (Шэннон Уирри). Даже не психологу ясно, что между ними не все гладко. Пройдет менее четверти часа – и Райан погибнет от руки ревнивца-маньяка Фрэнка, а Карен, спасаясь от убийцы, окажется в бункере Брайана. Ученый включит установку и случайно отправит героиню на двадцать минут в прошлое. Таким образом, у Карен есть возможность «переиграть» уже случившееся и спасти жизнь Райан. Удастся ли повернуть историю вспять?..