Субъективный словарь фантастики

Русское словосочетание «научная фантастика» считается неточным переводом англоязычного выражения «science fiction» (она же SF, то есть научная беллетристика, вымысел, основанный на науке). В США главными адептами «science fiction» являлись фантасты «хьюго-гернсбековского» направления, а сам Хьюго Гернсбек, писатель и главный редактор «Amazing Stories» (см. Журналы фантастики), ратовал за «романтические истории, переплетающиеся с научными фактами и пророческим видением», и называл своими предшественниками Жюля Верна и Герберта Уэллса. (Впрочем, «научная» составляющая фант-публикаций в «Amazing Stories» была достаточно условной.)

Появление термина в России историки литературы связывают с вышедшей в 1914 году публикацией Якова Перельмана в послесловии к роману Жюля Верна «Из пушки на Луну». Она носила подзаголовок «научно-фантастический рассказ». Однако выражение прижилось не сразу: по сути, оно стало нормативным только в Советском Союзе. В 30–50-е годы господствовала так называемая «фантастика ближнего прицела». Писателям-фантастам предлагалось заглядывать в недалекое будущее и описывать полезные в народном хозяйстве изобретения, которые будут внедрены уже завтра: в этом жанре активно работали Александр Казанцев, Владимир Немцов, Вадим Охотников, Виктор Сапарин, Георгий Тушкан, ранний Георгий Гуревич и другие.

Фантастике нормативно отводилась вспомогательная роль беллетризованной научной популяризации. В пору, когда генетику и кибернетику именовали «буржуазными лженауками», сама возможность «ненаучной» фантастики уже выглядела подозрительной, а ярлыки «антинаучный» и «антисоветский» опасно сближались. Грозные формулировки были в ходу и в 60-е, однако они уже не означали окончательного приговора. Например, в статье Ю. Леплинского «Против антинаучной фантастики» (1961) в журнале «Природа» сурово осуждались повести «Ошибка инженера Алексеева» Александра Полещука и «Благоустроенная планета» Аркадия и Бориса Стругацких в альманахе «Мир приключений» (см.): дескать, фантастика «должна быть доброкачественной, действительно научной, а не беспочвенной выдумкой». Однако эти мрачные заклинания не помешали выходу в свет отдельных изданий повести Полещука и всего цикла Стругацких «Полдень, XXII век». Запреты переставали быть строгими, а соответствие сюжетов букве законов физики или химии – обязательным.

В 60–80-е годы функция научной популяризации отпала от фантастики окончательно, граница между «твердой» НФ и просто фантастикой размывалась, легкого и формального наукообразия было достаточно. Даже редакторы сборников со строгим названием «НФ» (см.) не требовали «чистоты жанра». Сегодня в англоязычной фантастике сегмент SF по-прежнему достаточно представителен; «научность» (в разных ее ипостасях) обычно подразумевает социальную, философскую и прогностическую составляющие (в качестве примера назовем романы Питера Уоттса).

В постсоветской России авторитет отечественной фантастики, убиваемый валом «проектной» литературы, стал невысок; многие фантасты предпочитают вообще не указывать в выходных данных своих книг их жанровую принадлежность. Нет в России, кажется, ни одной книжной серии, где выпускают отечественную «твердую» НФ. Впрочем, удивляться нечего – и не в литературе дело. Там, где престиж науки падает, мракобесие в цене, а национальную телепремию за лучшую просветительскую (!) программу получают люди, выпускающие сюжеты с «доказательствами» теории плоской Земли, это неудивительно…

Нео

Это трехбуквенное имя является псевдонимом офисного клерка Томаса А. Андерсона, который по понятным причинам скрывает от непосвященных свое alter ego: он хакер. Neo – герой фантастической кинотрилогии братьев Энди и Ларри (ныне сестер Лилли и Ланы) Вачовски: «Матрица» (The Matrix, 1999), «Матрица: Перезагрузка» (The Matrix Reloaded, 2003) и «Матрица: Революция» (The Matrix Revolutions, 2003).

В первом фильме трилогии Нео (Киану Ривз) берет из рук своего нового знакомого Морфеуса (Лоуренс Фишборн) красную таблетку и, проглотив ее, узнает, что мир вокруг нереален: кибернетические устройства используют людей в качестве батареек, а окружающая «жизнь» – только фикция, смоделированная победившей Матрицей. Лишь немногим удалось укрыться в городе Зионе, организовав Сопротивление. Согласно пророчеству Пифии, Нео-Андерсон может оказаться Избранным, которому суждено узнать код Матрицы, возглавить Сопротивление и победить. Ведь не зря же имя Neo – приставка, означающая «новый». «В поисках рифмы на “небо” я набрел в словаре на “нео” – “неофит”, “неолит”, “неодим”… Наверное, я не один, удивившийся этому “нео”…» – писал Семен Кирсанов еще лет за сорок до появления «Матрицы». В финале первой картины Нео, убитый агентом Смитом (Хьюго Уивинг), оживает, и всем, не только Тринити (Кэри-Энн Мосс), становится ясно: наш герой – таки Избранный…