Субмарина

От папиной головы поднимается дымок. Его лицо покраснело, но, к моему удивлению, он сияет, улыбаясь так, что зубы клацают. Он прерывисто смеется, подскакивая на сиденье. Я вижу контур костяшек на его руках; кожа на них побелела.

Кто-то из ребят кричит:

— Бах!

Из папиной макушки вырывается столб дыма. Звук такой, словно что-то поджаривается и шипит на сковородке.

По мере того как электрический звук затихает, остается лишь монотонный писк монитора, показывающего, что папино сердце якобы остановилось.

— Ура! — кричу я.

Мальчишки с одобрением кивают и уходят. Дым стелется по низкому потолку и выливается в окно — водопад наоборот. Как чайник, закипающий под навесным кухонным шкафом. Стул постепенно перестает трястись.

Глаза у папы закатились. Он ослабил руки, вцепившиеся в кресло. Голова упала на плечо. Язык вываливалился. Конечности безвольно повисли.

Я подхожу к трону и беру его руку, точно собираюсь сделать ему предложение.

— Ты не умер, — говорю я.

Взгляд снова концентрируется. Папа издает долгий гортанный стон. Руки медленно приподнимаются, повисшие запястья трясутся. Эксперимент удался. Уже несколько месяцев, может и дольше, папа не притворялся ожившим трупом. Его зомби-рука хватает меня за горло. А потом обнимает.

— Ты не умер, — повторяю я.

Регресс

Сегодня среда. Мы сидим за обеденным столом. После моего лечения папа опять вышел на работу и стал гораздо общительнее за ужином. Я подумываю стать психиатром.

На закуску у нас была медовая дыня с пармской ветчиной, а на горячее — марокканский кускус с бараниной и изюмом. Впервые за много недель папа приготовил ужин.

Я все думаю о Грэме. В течение многих лет я слышал, как родители говорят о своих друзьях, и какие только имена, фамилии и прозвища они не называли: Майя, Рыбина, Хрюн, Чесси, Морвен, Дилли, Молчун, Колин. И все же я не могу припомнить никакого Грэма. А по телефону мамина подруга Марта говорила о нем так, будто это довольно важная личность, которую все знают.

Родители рассуждают на тему общественного транспорта.

— Летать самолетом уже почти дешевле, — говорит папа.

Мне кажется, что у родителей не должно быть от меня никаких секретов.

— А ну хватит, — прерываю их я и поднимаю вилку. — Хочу обсудить кое-что другое.

Они оба смотрят на меня.

— Оливер, в приличном обществе, если хочешь поменять тему разговора, нужно притвориться, будто она как-то связана с предыдущей темой, — замечает отец.

— Очень важный навык, — соглашается мама. — Твоя бабушка, например, овладела им в совершенстве.

— Могу попробовать, — предлагаю я.

— Ладно, — соглашается мама. — В данный момент мы говорим о ценах на железнодорожные билеты.

— Представь, что ты ведущий новостей, переходящий от сюжета к сюжету, — подсказывает отец.

— Железнодорожные билеты, говорите? — я выдерживаю драматичную паузу. — Какая скучная тема! Давайте лучше поговорим о том, о чем я хочу. Кто такой Грэм?

Родители переглядываются.

— Один наш старый друг, — отвечает мама.

Папа шепчет, прикрывая рукой рот:

— Это тот парень, у которого я увел твою маму. — И хихикает как гремлин, дергая плечами.

Мама смотрит на него, как на младенца. Его губы складываются, чтобы произнести «ой», потом он выпрямляется и снова принимает серьезный вид.

— Насколько старый этот друг? — спрашиваю я.

— Старый-старый, — отвечает мама и делает глоток вина.

— Почему я раньше о нем не слышал?

— Ну… потому что мы давно его не видели. Ллойд, передай, пожалуйста, сливовое чатни.

Папа толкает чатни по скатерти.

— Ты собираешься с ним пообедать, — констатируй я факт.

— Да, ты одна, между прочим, — кивает папа.

— Верно, Ллойд. Я обедаю с ним, потому что он переезжает в Порт-Эйнон.

— И он твой старый друг, — добавляю я.

— Точно, — подтверждает она. Раздается хлопок: это мама открыла банку с чатни.

— Разве ему по карману жилье в Порт-Эйнон? — встревает папа.

Мама выуживает вилкой сгусток кроваво-красной жижи и стряхивает на край тарелки. Папа поднимает с пола салфетку.

— Неужели он наконец нашел работу? — добавляет он.

— Ллойд, речь идет о парне, который почти десять лет организовывал школы капоэйры по всем Соединенным Штатам. Коттедж в Порт-Эйнон ему вполне по карману.

Парень. Она называет его парнем. Это меня беспокоит.

— Вот уж не знал, что танцы так хорошо оплачиваются.

— Капоэйра не танец, Ллойд.

— Ой, простите, — отвечает папа и подмигивает мне.

Мама вскидывает брови, прежде чем продолжить.

— Как бы то ни было, с его стороны было очень любезно пригласить нас на ужин.

— Погоди, проверю, не занят ли я. — Папа переворачивает страницы воображаемой записной книжки, качает головой и щелкает языком. — Вот жалость, у меня в выходные занятия балетом…

Я смеюсь.

— Ллойд, не будь идиотом.

Не будь идиотом — блестяще!

— Нет, серьезно, у меня куча работы.

— Брось, ты не виделся с этим парнем десять лет.

Ну вот, опять — с этим парнем.

— Видела бы ты, сколько работ мне нужно проверить.

— Я проверю за тебя, пап, — вмешиваюсь я, думая, что было бы неплохо ему время от времени выбираться из дому.

— Отлично, Оливер проверит работы за меня. С каких пор ты стал экспертом по валлийскому регрессу, Ол?