Субмарина

Ярмарка совсем рядом с Мамблз-роуд. Мимо проносятся машины, что усиливает чувство радостного волнения. Сначала заходим посмотреть на гонки электрических машинок. Музыка надрывается в крошечных динамиках: удары большого барабана на фоне помех.

— Эта музыка называется веселый хардкор, подбадриваю я папу.

Он наблюдает за длинными снопами искр, отлетающими от потолка из металлической сетки. Две машинки сталкиваются лбами. Ребята на сиденьях подпрыгивают и смеются, откидывая головы.

— Хочешь попробовать? — спрашивает папа, склоняюсь к моему уху.

— Нет, я хочу на «Орбиту».

Я показываю на самый дальний край площадки. «Орбита» двигается медленно: людей еще только усаживают в кабинки.

— Ну иди, — говорит он и двигается с места.

— А ты со мной не хочешь, пап?

— Ммм… давай сначала отправим тебя и проверим, безопасно ли это.

Я доволен. Папа уже почти шутит.

Подходим к кассе. За прилавком сидит мужичок с серым лицом, а перед ним — кучки монет по десять. Папа протягивает мне пригоршню мелочи. Я выуживаю фунт и кидаю в мышиную норку в пластиковом окошке. Кассир молча кладет мой фунт в стопочку. Я поднимаю голову и вижу разноцветные лампочки на осях колеса; они образуют мигающие спирали, паутинки и лопасти, как подсветка игровых автоматов.

Ступаю по стальному сетчатому пандусу. Мужчина с короткой прямой челкой и неровной щетиной останавливает качающуюся пустую красную кабинку.

— Ты кататься? — спрашивает он.

— Да, — отвечаю я.

Он делает жест, разрешая садиться, и опускает защитную планку мне через голову. Она не выглядит слишком безопасной и расположена на том же расстоянии от моего лба, как велосипедный руль. Я мысленно рисую пунктирную линию, очерчивающую дугообразную траекторию моей головы, которая ударяется о металлическую планку зубами. Маленькая табличка на потолке кабинки гласит: «Строительная компания „Триформ“».

Колесо прокручивается чуть вперед; осталась одна пустая кабинка.

По пандусу идут две девчонки, потягивая вишневую колу из одинаковых банок. Им лет по шестнадцать. Поворачиваюсь на сиденье, чтобы рассмотреть их получше. У одной сережки в виде птички, эмблемы «Найк», и белая куртка с меховым воротником. Другая в белых спортивных штанах, очерчивающих контуры ее промежности.

— С напитками нельзя, — говорит дежурный, показывая на банки у них в руках.

Они холодно смотрят на него, чуть приоткрыв рот, их взгляды становятся колючими. Служащий молчит.

— Обещаю, обещаю не пролить ни капли. — Девчонка говорит нараспев, чуть склонив голову набок.

— Извини, милая, — отвечает он.

— Ох, — вздыхает вторая. — Но мы правда очень-очень осторожно.

— Извините, девочки, с напитками нельзя.

— Ну и к черту, — говорит девчонка с сережками и выпивает всю банку. Я вижу, как двигается ее глотка. Она допивает. В глазах у нее мутится. Потом она рыгает, с широко раскрытым ртом, но звук исходит из груди; капельки разлетаются с языка, блеснув. Она бросает пустую банку в мусорку на крошечном газончике под колесом. Банка с грохотом попадает в цель. Девчонка рыгает еще раз — маленькое эхо первой отрыжки — и улыбается служащему. Подружка смеется и тоже бросает банку. Банка летит мимо, отскакивает и разбрызгивает колу, окрашивая гравий в темный цвет.

— Ой, — говорит она.

Я оборачиваюсь и смотрю, как они забираются в вагончик позади меня и прижимаются друг к другу, когда дежурный опускает металлическую планку.

С земли папа наблюдает за тем, как я медленно набираю высоту. Машу ему рукой. Он машет в ответ.

Я поднимаюсь вверх над рекой, и передо мной открывается вид на всю ярмарочную площадь. Генераторы похожи на толстых жаб, дымящихся в темных углах за аттракционами. В кабинке позади моей — точнее, ниже моей — девчонки делают вид, что им страшно, хотя карусель еще толком и не разогналась. Одна даже кричит: «Ааааа, черт, не так быстро!» Достигнув вершины я вижу слово «ДЭВИС», выложенное стробоскопическими лампочками на крыше аттракциона с гоночными машинками. Машу папе. Он машет мне.

Из будки, как из полицейской рации, доносится голос дежурного:

— Готовы?

Радиотранслятор искажает его голос. Служащий говорит на кокни[18].

— Да! — отвечаю я.

— Не слышу, — говорит он. Он стоит за тонким пластиковым окошком. — Го-то-вы?

— Даааа! — кричу я.

Он жмет на кнопку. Колесо разгоняется, люди начинают визжать. Оказавшись внизу, машу папе. Тот шутливо кусает ногти, точно умирает от страха.

Колесо набирает скорость. Моя кабинка начинает раскачиваться как колыбелька. По радио передают «Ритм — это танцор». Девчонки орут. Я вижу, что папа уже отвлекся на аттракцион, где удочкой достают пластиковые колечки.

Колесо разгоняется. Моя кабинка вращается вокруг своей оси. Думаю о таблетках, которые я принял — они прыгают в животе как мячики в лотерейном автомате. Представляю, что у меня в мозгу накапливается серотонин, и по очереди мысленно рисую пять лотерейных автоматов: «Артур», «Гиневра», «Ланселот», «Мерлин» и «Галахад»[19]. У меня на губах появляется улыбка умалишенного.

— Круто! — ору я.