Субмарина

— Бигль, собака Зоуи Прис, получил звание лучшего на «Крафтсе»[3], победив восемь тысяч конкурентов. — Мистер Чекер заставил Зоуи встать, пока мы хлопали, поздравляли ее и смеялись.

Зоуи не самая жирная девчонка в школе; Мартина Фриман куда толще. Если обозвать Мартину жиртресткой, она прижмет вас к стене и схватит за яйца. Но в этом сезоне самой жирной провозгласили Зоуи. Когда ее называют жиртресткой, она убегает и пишет об этом в своем дневнике. У нее короткие темные волосы и идеальная кожа цвета парного молока. А губы всегда влажные.

Лучший способ издеваться над людьми — ударить по самому больному. Мой друг Чипс как раз любит так поиздеваться.

Общеизвестный факт: последний учебный день всегда праздничный, даже если это конец четверти; в этот день отменяются все правила. Тропинка к пруду на школьном дворе идет через рощицу больных дервьев, заросли крапивы и кладбище сдутых футбольных мячей. Чипс имитирует важную походку собачьего инструктора, ведя Зоуи за собой. Вместо собачьих лакомств он бросает на землю карандаши из ее пенала.

— Хорошая девочка, — хвалит ее Чипс, швыряя через голову маркер. Ему уже удалось хорошо выдрессировать ее.

У него выпуклый, ребристый череп с отчетливыми контурами.

В хвосте иду я, Джордана и Эбби. Мы глазеем на зад Зоуи, когда та наклоняется, чтобы поднять карандаши. На ней брюки.

— Вперед, — подбадривает Чипс и бросает ластик, который отскакивает от земли и оказывается вне пределов досягаемости.

— Хватит! — кричит Зоуи. Жертвам всегда не хватает воображения. На вымощенную камнем дорожку падает транспортир. Рубашка у Зоуи стала прозрачной от пота, и через ткань видна обложка ее дневника.

— Ну все уже, жиртрестка, почти пришли. — Чипс вытряхивает из пенала набор цветных карандашей.

Мы оказываемся у маленького вонючего пруда, заросшего зеленой ряской. Утонувший теннисный мяч, затянутый водорослями, но по-прежнему флюоресцентно-зеленый, сияет под водой, как сгусток слизи. Кромка пруда выложена булыжником; по обеим сторонам разрослись высокие кусты ежевики, так что вдоль бережка уже не прогуляешься. Чипс встает с краю, чуть приоткрыв рот; у него ярко-красный язык. На верхней губе — маленький темный шрам, похожий на почти зажившую царапину. Левой рукой Зоуи прижимает спасенные карандаши к груди, правой — тянется вперед, к Чипсу, который машет пеналом над водой.

— Отдай! — кричит она.

— Хорошая собачка. Перекувыркнись!

Когда дразнишь кого-то, главное — проявлять солидарность. Не знаю, кто первый из нас кладет руку на спину Зоуи — это мог быть кто угодно, — но как только это делает один человек, остальные тут же следуют его примеру. Золотое правило забияк.

Я чувствую ребристый край лямки ее лифчика и тепло, исходящее от кожи, и моя ладонь, — наши ладони — толкают Зоуи. Она падает, но не как обычно падают в воду, пузом вниз, а вытянув одну ногу, точно хочет оттолкнуться от ряски. Потом кроссовка на ее правой ноге упирается в дно пруда, глубина которого всего двадцать сантиметров. На секунду мне кажется, что она так и зависнет, балансируя на одной ноге, — толстозадая балерина. Но она поскальзывается и падает на попу в мелкую жижу. Линейка, ластик, ручки и карандаши плывут и густой трясине. Мы все горды собой. Когда Зоуи начинает плакать, с измазанной зеленой жижей рубашкой, а ее карандашики медленно идут ко дну, мы понимаем, что это и есть одно из тех ярких воспоминаний детства, о которых толковал мистер Чекер на утреннем собрании.

Автаркия

Мама стоит у калитки и говорит с водителем через приспущенное боковое стекло. Объясняет — по-итальянски — почему плохо говорит на итальянском языке. С улыбкой сообщает окну, что из «Галлеса»[4]. Мама обожает, когда у нее интересуются, как проехать туда-то и туда-то.

— Наверное, подумали, что я местная, — вздыхает она и возвращается за каменный столик. Легкий загар подчеркивает маленькие морщинки вокруг глаз и рта. Мы с родителями в окрестностях Барга в Тоскани, на арендованной вилле. Сидим на улице, в патио, выложенном терракотовой плиткой, и смотрим на речку и высохший виноградник в раскинувшейся внизу долине. В Италии тепло, но не слишком. Родители любят ездить в туристические места в несезон. Так им кажется, что они не такие, как все.

В машине по дороге в аэропорт Хитроу они разговорились из-за денег. Мои родители не спорят, а только разговаривают. Меня это доводит просто до белого каления.

Они обсуждали, сколько денег перевести в дорожные чеки. Дорожные чеки — это такой способ сообщить всему миру, что ты заранее ожидаешь ограбления в путешествии. Все равно что перейти на другую сторону улицы, завидев взрослых мальчишек, попыхивающих у газетного киоска.