Субмарина меняет курс

– Мой Йодль, сейчас не время для красивых фраз, – фюрер слегка поморщился и отыскал взглядом Эриха Шумана, заменявшего на совещании министра вооружения Альберта фон Шпеера. – Профессор, я хочу услышать, что там у нас с давно обещанным вашими учеными «Wunderwaffe» – чудо-оружием? Как продвигается работа, можем ли мы надеяться на успех? Или с атомным проектом произойдет то же самое, что и с хвалеными «Фау», – ваши умники вбухали огромные средства в никуда не годные «шипучки», жалкое подобие русских «катюш»?!

Шуман, профессор Берлинского университета, начальник исследовательского отдела в Управлении по вооружению, непосредственно курировавший работы по созданию атомной бомбы, встал, оперся кончиками пальцев о дубовую столешницу, солидно откашлялся и начал хорошо поставленным преподавательским голосом:

– Мой фюрер, прежде всего, осмелюсь уточнить, что работа над «Фау-2» продвигается более чем успешно, и в ближайшее время мы сможем обстреливать Англию! Далее… Полагаю, вы помните, что деление атомного ядра урана открыто Ганном и Штрассманом еще в декабре 1938 года. Это были результаты чисто научных исследований, и они не имели никакого практического применения – учитывая технические возможности, доступные тогда в рейхе, в тот момент не могло быть и речи о создании атомной бомбы! Мы могли лишь вести работы по созданию «атомного реактора-двигателя», для чего были необходимы уран и запасы тяжелой воды. Кстати, завод в Норвегии, где мы производили тяжелую воду, был дважды выведен из строя – сначала партизанами, потом авиацией англичан – и вновь начал работу лишь в конце сорок третьего года… Одновременно во Фрейбурге мы проводили эксперименты по усовершенствованию метода, не требующего тяжелой воды и основанного на увеличении концентрации редкого изотопа урана – урана-235…

– Мой дорогой Шуман, – голос Гитлера прозвучал достаточно мягко, но и профессор, и присутствующие все же отчетливо уловили нотки раздражения, – при всем моем уважении к людям науки, позволю себе напомнить вам, что здесь собрались не физики, а солдаты! Мои генералы мыслят предметно и оперируют конкретными вещами: армиями, корпусами, дивизиями. Танками, подводными лодками и самолетами! Снарядами, торпедами и бомбами, наконец!! Меня не интересует бомба, которую вы сможете создать к пятидесятому году!!! Я хочу услышать ясный и недвусмысленный ответ на простейший вопрос: что ваши люди могут предложить мне сегодня?! Слышите меня, Шуман, – сегодня!!

Профессор, слегка обескураженный и напуганный гневной тирадой фюрера, приписал раздражение вождя извечному недоверию и высокомерному презрению невежественного солдафона к «высоколобым умникам и снобам от науки» и был весьма недалек от истины, хотя существовала еще одна довольно-таки любопытная причина, из-за которой у Гитлера при слове «профессор» портилось настроение… Лет сорок назад профессора Венской академии художеств указали на дверь юному Адольфу Шикльгруберу, мотивируя отказ «отсутствием выраженного таланта» и «слабостью техники рисунка». Если бы преподаватели академии, среди которых было немало евреев, – что художник-неудачник отметил и накрепко запомнил! – могли заглянуть в будущее и узнать, кем станет этот угрюмый, лупоглазый паренек и во что это выльется для всего мира и для «избранного народа» в частности, то, думается, они силой затащили бы мальчишку в «храм искусств» и выставили ему высшие оценки по всем дисциплинам…

– Да, мой фюрер, я понимаю вас… – Шуман мгновенно сориентировался и твердо заявил: – Вы правы, готовую бомбу невероятной разрушительной силы мы пока еще не можем вам предложить, но кое-что мы в силах сделать уже сегодня!..

Уловив в глазах Гитлера проблеск заинтересованности, профессор живо извлек из кожаной папки несколько фотографий и веером разложил их на столе перед фюрером. Тот с помощью сильной лупы долго рассматривал жутковатые изображения лысых, изможденных, обезображенных неведомой болезнью людей, затем задумчиво кивнул, брезгливо поморщился и передал фотографии участникам совещания. Среди многое повидавших военачальников прошелестел одобрительный шумок, и профессор продолжил с еще большей уверенностью:

– Это результаты воздействия так называемого побочного эффекта атомных исследований – радиации. Эксперименты проводились учеными в лабораториях СС при концлагерях. Побочный эффект оказывается очень даже эффективным, – позволил себе пошутить Шуман. – Это будет пострашнее бубонной чумы, в средние века опустошавшей целые провинции! Радиация не имеет ни цвета, ни запаха, ни вкуса, но несет верную медленную гибель в страшных мучениях. Это сама смерть, мой фюрер…

– То есть, вы хотите сказать, мой дорогой герр Шуман, что обычные бомбы, попросту набитые этим самым обогащенным ураном, сброшенные в глубоком тылу противника, пусть и не разнесут могучими взрывами города, но они посеют в них…