Сучий Барин (СИ)

В эфире прозвучало: «Кто драку затевает…» на мотив известной песенки в исполнении старухи Шапокляк («Кто людям помогает…).

Дворовые остановились.

В воздухе ощутимо веяло материализацией следующего желания: а не съездить ли кому-нить в Харьковскую губернию Зубцовского уезда.

Вторая часть наговора («…тот сам битый бывает») совпала с жалобным выдохом одного из челядинцев, а именно худосочного фалетора* Степки: «Барин… осучился».

Толпа загудела. Может все и обошлось бы…

Но какой же бунт без баб?

Давно известно: «…на Руси там, где бабий бунт, там пиши пропало». Поэтому, когда посередь толпы раздался заполошный женский крик: «Су-у-ука» (непонятно к кому относящийся), – вся кодла ринулась в сторону усадьбы.

– Ой-ёй, доча, что ж будет?

Кузнец закусил кулак и вопросительно глянул на Анну.

– Pizdets kotenku, – усилила наговор ласточка-смуглянка и добавила:

– Папенька, сворачиваемся. Давно «За Камень»* собирались. Нету уж обратного хода.

С тем и отбыли. Чародеи, хреновы.

А барин?

Глава пятая

УБЛЮДЫШ. КОНЕЦ.

А случилось вот что.

Анатоль, толком еще не проснувшись, хриплым голосом затребовал вина. Жбан токайского был доставлен незамедлительно дядькой Артемием. Доставлен-то, доставлен – да не до конца! Переступив порог, он замер в оцепенении. Трясущимися руками поставил корчагу возле двери и, открыв в беззвучном крике рот, выбежал из комнаты. Оно все и обошлось бы, да на беду ключница шла, спросить у хозяина чего тот на утро кушать изволит. Увидала перекошенное лицо супруга, глянула в комнату… ну и стремглав понеслась с диким воплем.

В общем, паника дело такое – иррациональное. Кто бежит, от кого бежит, куда бежит – неважно. Главное другое – теткин вопль подвигнул остальную челядь на массовую ретираду из усадьбы. Очень, надо сказать, энергичную ретираду.

Анатоль же, недоуменно посмотрев на распахнутую дверь, сделал изрядный глоток винца и скользнул взглядом по зеркалу. Увиденное его никоим образом не обеспокоило, но даже напротив – преизрядно развеселило. А что? Под ночной сорочкой выглядывал вполне себе налитой живот беременного человека! Правда на фоне астеничного телосложения Серкова выглядел сей абдомен* странновато, но тут уж кому что нравится. Как говорится: на вкус и цвет все карандаши разные.

Сам себе Толик очень показался.

Разбегалась живность: куры без кудахтанья, порося без визга, телята без мычанья, а бык Яшка и вовсе утрусил, ломая плетень без разбора, лишь бы не попасться на глаза обезумевшей толпе…

Хрестьяне шли убивать.

Кого?

К тому моменту, когда вся «организованная» кузнецом и его дочкой «паника» приблизилась к парадному подъезду, барин родил окончательно.

Новорожденный окинул толпу худым взглядом, почесал мохнатой пяткой розовое остроконечное ухо и рявкнул: «Во-о-он!»

Анатоль жмурился, блаженно чесал опустевший живот.

Отпрыск бешено вращал круглыми глазами, гипнотизировал толпу. Рос на глазах; уши покрывались шерстью, ногти превращались в когти, локти утолщались, кисти удлинялись, глаза зеленели и морда лица теряла то последнее, что отличает человека от животного: контроль.

Человек может контролировать свои эмоции, камуфлировать (подменять) чувства, регулировать приток норадреналина, по «щелчку» вводить себя в то или иное состояние…

Быть зверем и оставаться мыслящим существом, осознающим то – что он делает. Потом.

Иногда сознание человека отказывает. И тогда – раздвоение… Зверь – вроде как отдельно, а добропорядочный бюргер – живет себе и не парится.

Однако гомо сапиенс предполагает, а общество располагает. Чем жестче условия в социуме, тем более человек становится терпимее к другим. Само общество вынуждает оного быть таким.

Барин родил чудовище. Плотоядного эгоцентриста, если хотите.

Когда страшно, то разбегаются. Когда очень страшно – консолидируются. Крестьяне, до того напуганные барином предыдущими экспериментами настолько были огорчены, что…

«… язык надорван крестообразно… глаза вынуты…. разложены …. Первоначально причина…. вилы… смерть наступила в результате…»

Тяжко обошлась Серкову наука барская.

Или не наука?

Давно известно – баре учат, холопы мучат. Так и здесь: не хрена хрен выращивать – он сам по себе растет.

А что же кузнец с дочкой?

А и уехали за «камень». Живут себе, поживают, добра наживают.

Анна вышла замуж – за кузнеца местного.

А поскольку бар там и в помине не было, то и деревни не горели. Ну не было нужды им гореть.