Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных

Робинсон рассказала мне о недавно опубликованной медицинской статье, где описан уникальный случай «тюленьей ягодицы»: пожилой мужчина во время антарктического круиза получил укус в правую половину пятой точки, когда спасался от разъяренного морского котика на острове Десепшен. «Тюлени большие, злые и не являются игрушками для туристов», – подвела итог Робинсон. Ей пришлось развить соответствующие навыки, чтобы не стать жертвой острых клыков длинномордых тюленей, поскольку ее работа включает в себя забор образцов крови для исследования гормонов, обусловливающих связь матери и белька.

Наступлению материнства способствует целый комплекс гормонов, но есть один, который выделяется как мощный фактор материнского опыта: окситоцин.

Возможно, вы уже слышали об окситоцине. Этот известный нейропептид, вызывающий хорошее самочувствие, получил всеобщую известность как гормон объятий или любви из-за его магнетической силы, способствующей привязанности. Он работает в сочетании с изменяющей настроение системой дофаминового вознаграждения, вызывая сильное привыкание к положительным эмоциям в самых разных отношениях, а не только между матерью и ребенком. «Послевкусие» от секса – это окситоцин, побуждающий вас привязываться к сексуальному партнеру, даже если он совсем вам не подходит. Окситоцин – это то, что заставляет степную полевку быть необычайно моногамной и верной своему партнеру всю жизнь. Когда шимпанзе ухаживают друг за другом, они выделяют окситоцин, укрепляя дружеские отношения и союзы. Этот же гормон вырабатывается, когда я смотрю на свою собаку. Окситоцин – экстези в мире гормонов, но пусть вас не вводит в заблуждение его столь заманчивое описание: этот нейропептид гораздо сложнее, чем просто эликсир удовольствия.

«Окситоцин фундаментально участвует в физиологическом процессе становления материнства», – объяснила мне Робинсон. Он действует как гладкомышечный контрактор, который у млекопитающих стимулирует матку к появлению на свет потомства – отсюда и его название, на греческом означающее «быстрое рождение». Также этот гормон стимулирует соски для выработки молока. Физический процесс родов стимулируется окситоцином в кровотоке, но растяжение шейки матки и влагалища во время самого процесса родов вызывает мощный выброс окситоцина в мозг. Полученный в результате восхитительный коктейль из натуральных опиатов гарантирует, что молодая мать будет настроена на связь с новорожденным, как только он появится на свет. Акт сосания молока наполнит ее мозг еще бóльшим количеством окситоцина, так что она становится зависимой от ухода за своим отпрыском.

«Окситоцин влияет на поведение, но он также влияет и на другие физиологические действия, и без обеих половин этого уравнения нельзя стать матерью, – объяснила Робинсон. – И эта ключевая связь так меня интересует, потому что она подчеркивает, что ничего не развивается по отдельности».

Поток окситоцина перестраивает мозг матери, настраивая его на крики, запахи и вид ее потомства. Это, по-видимому, делает социальную информацию более заметной, связывая области мозга, участвующие в ее обработке, будь то внешний вид, звуки или запахи, с системой вознаграждения дофамином. Поэтому когда малыш в сотый раз заплачет, мать будет мотивирована отреагировать введением еще большего количества натуральных опиатов.

«Мы думаем, что окситоцин матери – один из немногих гормонов позитивного подкрепления. Чем больше окситоцина у нее появляется, скажем, при выделении молока, тем больший выброс окситоцина это вызывает», – сказала мне Робинсон.

Кормящие матери, безусловно, опьянены окситоцином, что может объяснить их героический уровень самопожертвования. Матери могут быть бесстрашными, когда дело доходит до защиты потомства: как гласит старая пословица – «Никогда не становись между матерью-медведицей и ее детенышами». Эта повышенная свирепость присуща только кормящим матерям, и так называемый «гормон объятий» вовлечен в их превращение из Джекила в Хайда. Считается, что окситоцин уменьшает беспокойство и страх, помогая матери справиться с родительским стрессом и побуждая ее доблестно защищать свое потомство от любой потенциальной угрозы.

Сильная материнская связь необходима длинномордым тюленям, поскольку их детеныши полностью зависят от своей матери в плане питания. У обыкновенных тюленей самая короткая лактация и самое жирное молоко из всех млекопитающих. Детенышей длинномордого тюленя отнимают от груди всего через восемнадцать дней на молоке жирностью в 60 %. В течение этого времени мать не может вернуться в море, чтобы поесть, поэтому она теряет до 40 % веса своего тела. Бельки тем временем увеличиваются в размерах втрое.

«Они превращаются из этих суперкрошечных худых комочков в огромные круглые жировые шарики, – сказала мне Робинсон. – Я видела, как отлученные от груди бельки катятся с холмов и не могут остановиться, потому что их ласты не достают до земли».