Суд

Кастерин опять сморщил лоб, не ответил. Куржиямский ждал, отметив про себя, что сейчас Кастерин впервые не возражал против упоминания фамилии Кичигина, до этого он все время называл не фамилии, а только должности и названия главка или отдела и требовал, чтобы так это было отражено и в протоколе. Хитрость не ахти какая — он хотел этим подчеркнуть, что у него не было никаких личных отношений с работниками министерства и лично он их никого не знал.

— Нет, ничего вспомнить не могу… — тяжело вздохнул Кастерин.

Куржиямский протянул ему приготовленный листок:

— Это ваш почерк?

Кастерин потянулся глазами за тотчас убранной бумагой, хотел не только почерк узнать, но и смысл уловить.

— Вроде мой… — ответил он и, помолчав, добавил: — А может, и чей еще, похожий…

Будто не слыша его последних слов, Куржиямский сказал:

— Это вы пишете Кичигину, и тут есть такое место… вот: «То, что случилось, меня касаться не должно, это там ваши дела, что же касается меня, то или вы делаете для меня то, что причитается, или мы будем ссориться всерьез…» Не скажете, о чем это вы тут так сердито пишете?

Кастерин круто повел головой:

— У меня большое сомнение, что это пишу я, ибо не помню и повода, чтоб писать такое…

— Хорошо, я вам помогу, напомню. — Куржиямский отыскал на столе еще какую-то бумагу. — Дело было так: вы договорились в Донецке с Залесским, что он обеспечит вашу автобазу пятнадцатью новыми двигателями ГАЗ-51, за это вы тогда дали ему взятку в размере одна тысяча пятьсот рублей, по уже известной вам в то время таксе взяточников — сотня за двигатель. Но затем этот номер не прошел: на Луговском заводе автопогрузчиков двигатели вам не дали, оказалось, что никакого излишка у них нет. Вы — к Залесскому: как же так? Время-то не терпит! А он посоветовал вам написать в Москву Кичигину, но по его домашнему адресу, и дал вам этот адрес. Вы написали, а Кичигин молчит. Тогда вы ему телеграммку уже в министерство. А он молчит. Тогда вы поехали в Москву, а он вас не принимает, через секретаря ответил — очень занят. Тогда вы взяли у секретаря листик бумаги — вот этот — и написали на нем записку, секретарь дала вам и конверт — вот этот — видите? Он фирменный. И тут же секретарь вашу записку отнесла в кабине… Осерчали вы не без основания — ну как же, что это еще за номера? Получил полторы тысячи, и привет, никаких двигателей? Вы предупредили секретаря, что будете ждать ответа сейчас же. И вскоре из кабинета в приемную вышел Кичигин. Вы прошли в коридор, и он спросил у вас: «Устроят ли вас двигатели ЗИЛ-350/я?» Вы даже обрадовались — эти движки вам были нужны еще больше и их еще труднее было достать. Кичигин сказал вам: «Получите пять штук». Вы пожали ему руку и поблагодарили. Так все было? Что молчите? И не думайте, пожалуйста, что я волшебник, который невидимкой стоял у вас за спиной. И не надеетесь ли, что вы только свидетель? Напрасно, Кастерин. Может быть, что после очных ставок я предъявлю вам обвинение, в том числе и за дачу ложных показаний.

Теперь Кастерин молчит по-другому — низко склонил голову, не смотрит на следователя, руки крепко сцеплены и сдавлены коленями.

— Ну, Кастерин, отвечайте, правильно я нарисовал вам картину с этой вашей запиской? — легко спрашивает Куржиямский, но только он знает, каких трудов ему стоило выстроить сюжет по этой записке.

— В самом существе правильно, — негромко отвечает Кастерин. — Но никакой взятки не было, просто ими было обещано и обещание свое они не выполнили, а я не люблю, когда зря болтают… вот и написал ему…

.— А почему это Кичигин с Залесским вдруг обещают вам двигатели, принадлежащие заводу? Во имя чего они идут на такое грубое нарушение существующего государственного порядка?

Кастерин качнулся на стуле точно от приступа боли и сказал тихо, с отчаянием:

— У вас тут и допустить не могут, что между людьми могут быть просто хорошие отношения.

— Настолько хорошие, — подхватил Куржиямский, — что Кичигин не твердо помнит ваше имя и отчество? Кстати, а как имя и отчество его?

Кастерин молчал, рассерженно смотрел в сторону.

— Ах да, я же забыл, что вы никого по именам не знали, только по названиям отделов и главков! А про хорошие отношения вы просто пошутили… — На языке Куржиямского такой допрос назывался расшатывать у подследственного «гнилой зуб»…

В комнату вошел, заполнив ее собой и тяжелым дыханием, Раилев, сел рядом с Куржиямским, заглянул в протокол допроса:

— Что это у вас так негусто? На чем застопорило?

— Почему-то свидетель Кастерин решил, что мы ничего не знаем, и даже утверждает, что взяток он никому не давал.

— Как же так? — наивно удивился Раилев. — А за что же Кичигин и его сообщники несколько раз подряд, нарушали государственный порядок — что всегда очень опасно, — чтобы одарить вас неплановой техникой? За что?

Кастерин молчал.

— Он уверяет, что они делали это из доброго к нему отношения, даже из дружбы, но Кичигин не знает его имени и отчества, а он — Кичигина. Боооольшие друзья! — усмехнулся Куржиямский.

— Когда вы делаете им очные ставки? — спросил Раилев.

— На той неделе.