Суд

Начал допрашивать, так он то отвечает не по смыслу вопроса, а то вообще отвечать не хочет — не тяните, говорит, за свою трусость позорную я к расплате готов. Все ж допрос я постепенно наладил. Но как дойдем до того дня под Ржевом, у него точно выключается и мозг, и память, смотрит остановившимися глазами поверх меня и молчит. Начинаю ему напоминать, как было дело, а он только дергается, всем телом и ни слова. Так я промучился с ним часа четыре, пока у меня не возникла мысль, что у него неладно с рассудком. Первое-то ранение у него было в голову — задело осколком и контузило, и было это за месяц до Ржева, а к медицине он не обращался. И я отправил его на медицинское освидетельствование. Неделя не прошла — сообщают из госпиталя, что у него нарушение рассудка на почве контузии, судить нельзя… — Раилев помолчал, улыбнулся и добавил: — Кончил он войну генералом, Героем Советского Союза. Мы с ним и сейчас дружим…

Куржиямский и Владков смотрели на Раилева расширенными глазами.

Раилев помолчал и спросил:

— Вы задумывались, в чем своеобразие этого дела? Мы сталкиваемся со взяткой, когда почти на каждую есть, так сказать, официальное подтверждение в виде противозаконных распоряжений. И в отношении взяткодателей мы тоже уже получили немало официальных подтверждений — они-то деньги брали, как правило, из колхозной или какой иной кассы, только проводили это по расходам, которых на самом деле не было. Железные улики, ребятки. Последнее, что хочу сообщить вам, — принято решение произвести аресты. И вы, Владков, завтра же вылетайте в Донецк брать Залесского. Так что вам самое время пойти отдохнуть…

Раилев улыбнулся им обоим и вышел из кабинета — грузный, ссутулившийся, и впервые Куржиямский, глядя ему вслед, подумал, что он уже старый и, наверно, больной человек.

— Ну, что я тебе говорил? — радостно воскликнул Владков, и лицо его светилось. — На горизонте мое свидание с Аленкой и Катюхой!

Глава тридцать пятая

Их арестовали в течение суток.

К Ростовцеву приехали домой на рассвете. Он сам открыл дверь и конечно же сразу все понял. В квартиру вошли Куржиямский, инспектор оперативно-технического отдела, участковый милиционер и двое понятых.

Постановления об аресте и обыске Ростовцев читал так долго, что Куржиямский не выдержал:

— Что-нибудь непонятно?

Ростовцев поднял на него взгляд и замер в напряжении.

— Не истязайте память, — помог ему Куржиямский. — Я приходил к вам на работу, когда вы интересовались делом своего давнего сообщника Ревзина. О том деле в свой час мы с вами еще поговорим, а пока присядьте, пожалуйста, и распишитесь вот тут…

Ростовцев, не глядя, расписался.

— Где ваша жена?

— Вчера вечером уехала в Харьков, к родителям.

— Для ускорения обыска — где вы храните деньги, ценности?

— Никаких тайников у меня нет… и нет кладов.

— Все равно, Ростовцев, найдем, — тихо сказал Куржиямский и повернулся к инспектору, который уже вынимал из чемоданчика и раскладывал на столе свой поисковый инструментарий. — Приступайте…

Минут десять прошло в полной тишине, только слышно было, как попискивает в наушниках у инспектора, просматривавшего стену, да перешептывались стоявшие у дверей понятые.

Ростовцев сидел, откинувшись на спинку стула, и, положив руку на стол, механически барабанил пальцами. Халат у него распахнулся, открыв грудь, поросшую седыми волосами. Куржиямского его волосатая грудь почему-то раздражала, ему хотелось попросить его подобрать полы халата. Удержался, авось сам заметит…

Ростовцев запахнул халат, затянул потуже пояс. Постепенно шок проходил, и мозг его начинал работать все яснее. Везение кончилось… Везение кончилось — привязалась эта простая и, в общем, соответствующая истине мысль. Ему действительно же везло, и не один год.

А это последнее предприятие ему не нравилось с самого начала, когда Кичигин самовольно сделал себя главным в группе и чуть не объявил своей идею, которую он, Ростовцев, преподнес ему однажды на блюдечке. Но без Кичигина, надо признать, это дело быстро бы заглохло… хотя все время Ростовцеву казалось, что дело ведется неправильно — Кичигин, увидев, как легко идут в руки шалые деньги, дал волю своей жадности и перестал думать об осторожности. И вот результат. Приведется, так он выскажет это ему в глаза… Значит, тогда ему со «скорой помощью» не померещилось. А он в тот день все-таки уговорил себя, что то было случайное совпадение. Идиот. Можно было бы часть денег переправить с женой в Харьков. Но, может быть, они ничего не найдут, в свое время тайник он своими руками сделал на совесть, и знает о нем только он да жена.

Впрочем, что ему теперь тайник? Разве жене пригодится — будет на что посылать ему посылки. И тут он вспомнил полученное месяц назад письмо Глинкина из колонии строгого режима — не письмо, а стон со слезами. Умоляет подумать о нем… Даст бог, окажемся вместе. А подумать о нас уже будет некому… некому…