Суд

Придумал эту авантюру Ростовцев. Все было построено на том, что Залесский знал болячки каждой стройки, сообщал о них Ростовцеву — и его ревизоры немедленно «обнаруживали» эти болячки. Потом Ростовцев мог результаты ревизии с треском двинуть вверх, а мог и тихо спустить в мусорную корзину. Или Залесский делал другое — предупреждал руководителей стройки о ревизии и помогал им болячки спрятать… В это время Ростов бурно строился, и им было где поживиться. На одном только строительстве большого ресторана они положили себе в карман около 20 тысяч рублей. Несмотря на то что денег у Залесского было теперь более чем достаточно, они с Айной жили очень скромно и только раз в году, уезжая в отпуск в Сочи или на Рижское взморье, там, как выражался сам Залесский, «давали гастроль»…

Фирма Залесский — Ростовцев процветала вплоть до упразднения совнархозов, и их афера оборвалась весьма благополучно и как бы сама собой. Семья Залесских перебралась в Донецк, а Ростовцевы уехали в Москву. Айна не понимала, почему ее муж избрал именно этот город. Но Залесский знал, что делал, — сюда он переехал по сговору с тем же Ростовцевым. Была задумана простая афера, в основе которой были высокие заработки шахтеров и их желание иметь собственные автомашины. Залесский, поначалу осевший на небольшой должности в облторготделе, готовил ходатайства от шахт, шахтоуправлений и трестов в Москву с просьбой выделить автомашины для продажи за наличный расчет шахтерам-стахановцам.

Позже Залесский перешел на работу в местную «Сельхозтехнику». Его боссом снова стал Ростовцев.

Лукьянчик закряхтел, заерзал на полке, смешно ловя сонной рукой сползшее одеяло.

— Не хватит ли храпеть? — не без раздражения спросил Залесский.

Лукьянчик медленно перевернулся от стены к свету божьему и закрыл глаза, ослепленный солнцем.

— Сколько уже? — спросил он, зевая.

— Одиннадцать, уважаемый, один-над-цать. Хватит. Вставайте!

Лукьянчик почувствовал раздражение в голосе Залесского и энергичным рывком поднялся, спустил на пол ноги.

— Хорошо поспал, Юрий Янович, очень хорошо… — Он хрустко потянулся и стал одеваться. Когда он вернулся из туалета, на столике уже сверкали на солнце, позвякивая, стаканы с горячим чаем, на листе бумаги салилась жирная украинская колбаса и белели разломанные сдобные булочки.

Лукьянчик крякнул:

— Однако… красотища какая…

— Садитесь, уничтожайте красотищу, — пригласил его Залесский и начал есть сам.

Позавтракали молча. Залесский поглядывал на Лукьянчика и думал, потянет ли он серьезное дело. Сорвать взятку в сто рублей каждый дурак сможет, а если надо головой потехнарить? Но Ростовцев в том письме писал, что если южный человек (речь шла о Лукьянчике) уже в форме, то желательно привезти в Москву именно его. Вот он его и везет, не очень все-таки уверенный, что Лукьянчик способен на сложное дело. Ладно, посмотрим — увидим.

А Лукьянчик пытливо и не без опаски посматривал на Залесского. Первый раз он с ним наедине вне службы и, так сказать, на равных. Его волнует тот же вопрос — надежен ли сей товарищ? Оба они, в общем, с уже прожитой жизнью, определившей одинаковую их нравственную сущность, и их тревожит сейчас не опасение, что другой может изменить этой сущности, а только прочность его характера перед возможными трудностями.

Крупные жулики, как правило, приходят к воровству не случайно. Один махровый жулик на суде во время допроса воскликнул:

— Да я бы никогда не пошел на такое, если бы случайно не встретил вот этого… — и он под дружный смех зала оглянулся на сидевшего рядом с ним на скамье подсудимых другого, такого же, как он, матерого хапугу.

Жуликов сводит не случайность, а общность взглядов на жизнь, на законы и мораль, а взгляды рождаются не при случайной встрече.

Вот и эти два жулика, завтракающие в поезде, — мы знаем — шли друг другу навстречу, ведомые одинаковыми взглядами, выработанными не сегодня, а давным-давно, в течение всей их жизни, что не мешает им поглядывать друг на друга с опаской, но это только потому, что они впервые вступают в одно общее воровское дело. Впрочем, истинной дружбы, на основе полного доверия, среди жулья и не бывает.

Проводница убрала остатки пиршества, застелила постели, и они уселись к окну, за которым каруселила грустная осенняя степная равнина с редкими складками оврагов. На проводах сидели мокрые вороны.

— Российская скукота, — кивнул в окно Лукьянчик.

— Це, мий друже, ще Украина, — уточнил Залесский.

— Все равно скукота, — зевнул Лукьянчик и, отвернувшись от окна, начал оживленно рассказывать: — Я во Франции был, там на поезде ездил. Глянешь в окно, словно театр видишь — все такое чистенькое, яркое, подстриженное, причесанное, и селянки стоят у дороги и ручками машут, улыбаются. И вот поверите — так всю дорогу.

— По нашим масштабам селянок не хватит, чтоб вдоль всей дороги махали проезжающему господину Лукьянчику, — рассмеялся Залесский.