Суд

— Я звоню из отделения милиции на станции Лихово, — раздельно и четко произнес Горяев.

— Из милиции? — переспросил Кичигин уже ясным голосом.

— Да, да, меня задержали, спрашивают, откуда у меня моя шуба и где я был сегодня в полночь и так далее… Засвидетельствуйте…

— Бред какой-то, — перебил его Кичигин. — Повторите название станции.

— Ли-хо-во, отделение милиции.

— Какой там номер телефона?

— Ради бога, этот кошмар нужно прекратить немедленно! — закричал Горяев, который подумал, что Кичигин сейчас положит трубку и тогда все останется по-прежнему.

— Успокойтесь, я сейчас позвоню одному их начальнику, и все будет в порядке, вы останетесь при своей шубе. — Кичигин там, в Москве, громко рассмеялся. — Ладно, подождите немного.

Горяев отдал трубку парню:

— Сейчас вам позвонят.

— Кто?

— Какой-то ваш начальник…

— Сколько же это мы будем ждать?

— Он сказал — скоро.

Прошло, однако, около двадцати минут, и кошмар продолжался.

— Скажите мне все-таки, почему вы меня схватили? Я же буду жаловаться! — возбужденно сказал Горяев.

— Сегодня около полуночи возле станции Фирсово ворье раздело артиста, возвращавшегося с концерта, и вдобавок избили его до потери сознания. Должны мы искать бандитов?

— Должны, — ответил Горяев. — Но разве я так похож на бандита?

Парень не ответил — отвернулся.

— Теперь бандиты одеваются, как артисты, — серьезно заметил милиционер.

Горяев подумал — а вдруг все это с шубой только спектакль и задержан он по совсем другому поводу?

— А что же я еще забрал у того артиста? — улыбаясь, спросил Горяев.

— А зачем вам это знать? — лениво спросил парень.

В это время зазвонил телефон, и он схватил трубку:

— Следователь райотдела милиции Прудников слушает. Да, да, товарищ полковник… Задержан по подозрению… Слушаюсь… Слушаюсь… Конечно, я вас знаю. Да, помню, товарищ полковник. Не затрудняйтесь, товарищ полковник, я ваш голос знаю. Слушаюсь. — Парень положил трубку, помолчал, не глядя на Горяева, и сказал тихо: — Нам приказано извиниться перед вами за произошедшее…

— А если б не было приказано? — уже со злостью спросил Горяев.

Парень не ответил, милиционер, заглянув в свою записную книжку, сказал:

— Поторопитесь, сейчас поезд.

Электричка быстро наполнялась, пассажирами и обыденность происходящего вокруг все больше успокаивала Горяева — нет-нет, никакого спектакля не было, он был задержан действительно по недоразумению.

Глава двадцать пятая

Проверка, которую Куржиямский мог провести в Москве, заняла почти два дня, но никакой ясности в отношении местонахождения Жоры Томака не наступило. Установлено, однако, что в колонии, куда он поначалу был отправлен, не пробыл и половины срока, а затем, как нуждающийся в каком-то специальном лечении, переведен на поселение. А вот куда именно, установить не удалось. По одному косвенному документу — вроде бы куда-то ближе к Москве…

Любовцев выслушал результаты проверки с непонятным Куржиямскому удовольствием.

— Видите, как интересно все складывается! — воскликнул он, но, заметив на лице капитана недоумение, мгновенно разозлился: — Не пойму вас, Куржиямский, — то подай вам право рассматривать дело шире, а то сами смотрите сквозь щелку. Вам надо ехать в колхоз к Степовому, с двойным прицелом, это ясно как дважды два четыре. Установите там, ваш ли Жора снабжал колхоз левой техникой, и если ваш, мы бьем по двум целям — приближаемся к спекулянтам и к возможности установить, как совершается таинство досрочного освобождения преступника, за что нам министр скажет особое спасибо. Понимаете?

— А если окажется, что Жора не тот?

— Будете искать другого, — Любовцев все еще злился и говорил жестко, отрывисто: — Боитесь съездить зря? Так не бывает. На вашем месте я был бы рад хотя бы посмотреть страну. Поезжайте сегодня же…

Однако выехать удалось только на другой день утром, остаток дня Куржиямский постарался не попадаться на глаза Любовцеву, выждал, когда уже под вечер тот отправился по делам на Петровку, и поспешил домой.

Дежурный в обмен на ключ от кабинета выдал ему письмо:

— Опять вам, товарищ капитан, какой-то зек пишет.

Действительно, по обратному адресу судя, письмо было из колонии. Куржиямскому нередко писали его бывшие подследственные — вот оставлял он в их душах что-то такое, что побуждало их однажды сесть к столу и написать письмо…

Куржиямский сунул письмо в карман — скорей домой.

Эти письма он обычно читал вместе с семьей — считал, что этим он вызывает интерес семьи к своей службе.

Куржиямский сел рядом с женой. Распечатал конверт, вынул из него письмо, написанное на обратной стороне противопожарной листовки.