Суд и ошибка

— Как же, Фейт, — удивилась мисс Фарроуэй. — А, я поняла. Вы о ней не слышали. Фейт — моя младшая сестра, ей тринадцать. Месяца два назад мама рассказала мне, что наша чудная кухарка напилась и выложила Фейт все дело. Ну, мы все были вне себя от этой истории, но представьте, каково столкнуться с таким впечатлительной девочке! На следующий день мама еле уговорила ее пойти в школу, настолько ей было стыдно. И конечно, Фейт все время об этом думает, и мама говорит, она на грани душевного заболевания. Это просто черт знает что такое! И все из-за тщеславия и алчности этой мерзкой особы!

Мистер Тодхантер, человек достаточно старомодный, чтобы поморщиться, заслышав в устах юной девушки брань, подумал, однако, что если и существует на свете оправдание такому поведению, то это как раз тот случай.

— Боже мой! Ну и ну! — беспомощно забормотал он. — В самом деле… О Господи… Я понятия не имел, что все так плохо… И ваша карьера…

— Да ну, карьера! — отмахнулась девушка. — Это обидно, конечно, но настоящей важности не имеет. Меня всерьез злит только то, что актрисой я могла бы зарабатывать в три раза больше, чем в ателье, и посылать маме в десять раз больше, чем могу сейчас.

— Да, это так. Конечно… Боже мой, приемщица… я слышал, это очень утомительно, — сбивчиво заговорил мистер Тодхантер. — Стоять за конторкой…

— Нет-нет, за конторкой я не стою, — улыбнулась девушка. — Я, видите ли, одна из тех надменных юных леди в черном, которые с томным видом слоняются в глубине ателье, — кстати, теперь это называется «модная лавка». Примерно вот так! — Она вскочила с места и изобразила, как упомянутая юная леди обслуживает дородную провинциальную матрону, да так забавно и правдоподобно, что мистеру Тодхантеру, который в жизни своей не бывал в ателье модной одежды, вдруг показалось, что он знает о них все.

— Послушайте! — воскликнул он. — Да вы не хуже Рут Дрейпер [9]! — Для мистера Тодхантера, который ходил на спектакли мисс Дрейпер всякий раз, как та приезжала в Лондон, это была почти небывалая похвала.

— О нет, с Рут Дрейпер никто не сравнится! — С легким смешком девушка вернулась на место. — Но спасибо вам, вы очень добры.

— Так или иначе, играть вы умеете, — подвел черту мистер Тодхантер.

— О да, — не без уныния согласилась Фелисити Фарроуэй. — Умею. И много же толку от этого и мне, и моей маме…

— Кстати, — смущаясь, заговорил мистер Тодхантер, — кстати, вы мне напомнили… Позвольте давнему другу вашего отца… не имею чести быть знаком с вашей матушкой… но… сочту привилегией… м-да… — И, совершенно потерянный, мистер Тодхантер достал чековую книжку, вынул авторучку и, покраснев так, что вспыхнули уши, выписал чек на пятьдесят фунтов.

— О! — изумилась девушка, когда мистер Тодхантер вручил ей чек, невнятно попросив отправить его матери. — О, вы ангел! Агнец! Чудо что такое! — Вскочив, она обвила нежными руками жилистую шею мистера Тодхантера и пылко поцеловала его.

— Что вы! Что вы! О Боже! — растроганно закудахтал мистер Тодхантер.

Вскоре после того он с сожалением отклонил самое настоятельное приглашение остаться на обед (слишком хорошо зная от своей экономки, какая тягость угощать нежданного гостя, когда магазины уже закрыты) и ушел, весьма довольный собой и немало взволнованный.

Глава 6

1

Следует признать, что мистер Тодхантер в те дни жил полной жизнью и получал от нее удовольствие.

Он искренне и близко к сердцу принял положение, в котором оказались Фарроуэи, его тревожили мысли о несчастной девочке, живущей в Йоркшире, но роль, которую он играл во всем этом, определенно ему нравилась. Во-первых, она придавала ему веса. Он и припомнить не мог, когда еще раньше чувствовал себя таким значительным человеком, и чувство это было чрезвычайно приятное. Все эти люди: Виола Палмер, очаровательная Фелисити Фарроуэй, даже угрюмый мистер Бадд, — смотрели на мистера Тодхантера так, словно в его силах в самом деле было что-то исправить. В глубине души мистер Тодхантер понимал, что сам — возможно, бессознательным образом — способствовал тому, что у людей создавалось такое от него впечатление. Ему было немного неловко, но угрызения совести совсем не портили удовольствия.

«Ибо, — размышлял он, — если бы я и вправду решился предпринять что-то, то, несомненно, только усугубил бы положение, и всем стало бы еще хуже. А как приятно наслаждаться жизнью и даже пожинать плоды славы, но при этом не нанести никакого урона!»

Подобные размышления наполняли мистера Тодхантера ощущением своей избранности и превосходства, подспудно внушая ему уверенность в том, что он, только захоти, мог бы совершить что-то весьма полезное. Но разумеется, ничего такого он не хотел. Он со всем этим уже давно разобрался. Куда разумнее держаться в отдалении от глупых житейских раздоров. Философская отстраненность в сочетании с сочувственным интересом — вот как следует держать себя человеку в его положении.