Суд и ошибка

Судья продемонстрировал верность своему слову. Медленно, методично и бесстрастно он повторял показания свидетелей на протяжении всего дня, а потом — на возобновившемся заседании суда на следующее утро. Слушая монотонный старческий голос, мистер Тодхантер испытал широкий диапазон эмоций. Произносимые этим спокойным голосом показания почему-то теряли убедительность — в устах сэра Эрнеста они звучали гораздо внушительнее. Сказать по правде, доказательства виновности мистера Тодхантера выглядели почти жалко. Показания свидетелей подтверждали его намерения, но отнюдь не поступки. Мистер Тодхантер, знавший об этом с самого начала, но почему-то надеявшийся на лучшее, с каждой минутой тревожился все сильнее. Судья ни в коей мере не умалял важность показаний, но тем не менее они теряли большую часть значимости. В приливе тревоги мистер Тодхантер осознал, как много зависит от способа представления доказательств.

Один пассаж судьи, прозвучавший сравнительно рано утром, усилил беспокойство мистера Тодхантера: судья перешел к показаниям, свидетельствующим о том, что подсудимый побывал на месте преступления скорее после наступления смерти мисс Норвуд, нежели до нее. Сделав краткую паузу, судья добавил:

 — В этой связи должен вас предостеречь: даже если вы признаете нынешнего подсудимого виновным, это не обязательно означает, что по предыдущему процессу был вынесен неверный вердикт. Существует еще одна гипотеза, на которой я не стану заострять ваше внимание, но которую вы тем не менее должны учесть: что Палмер и Тодхантер действовали по сговору. Доказательств тому, что они и вправду в сговоре, нет, но нет и доказательств обратного. Вы должны помнить, что и такое возможно, и я упоминаю об этом, дабы вы не поддались искушению вынести обвинительный приговор ради спасения жизни молодого и полного сил мужчины за счет другого, который в любом случае обречен. Подобная сентиментальность совершенно неуместна, и я уверен, вы не допустите ее. Поэтому и предупреждаю: даже если вы проявите сентиментальность, она может не возыметь желаемого эффекта.

Мистер Тодхантер занервничал. Пожалуй, он напрасно возлагал такие надежды на сентиментальность и чувствительность присяжных. Он был убежден в том, что ему вынесут обвинительный приговор, и его неизбежным следствием станет признание Палмера невиновным. А теперь выяснялось, что благодаря некой лазейке в законах власти в любом случае имеют право по-своему распорядиться судьбой несчастного юноши. Мистеру Тодхантеру хотелось вскочить и выпалить: «Он невиновен! Хватит болтать чепуху, признайте истину! Говорю вам, он невиновен — мне это известно лучше, чем кому-либо другому!»

И действительно, мистер Тодхантер был почти единственным человеком в мире, знающим о невиновности Палмера, но убедить в этом других людей оказалось не так-то просто. Мистеру Тодхантеру хотелось бы, чтобы невиновность Палмера производила впечатление прочной, нерушимой гранитной глыбы, чтобы никому и в голову не приходило усомниться в ней. Но только теперь, когда судья подвел итоги процесса, мистер Тодхантер понял, насколько ограничены его возможности.

До сих пор поведение судьи было безупречным, с точки зрения подсудимого. Преодолевая искушение объяснять окружающим, как следует жить в соответствии со сводами законов, которое в состоянии преодолеть лишь немногие судьи, он высказывался строго по делу. Но в конце процесса не устоял; его последние слова указывали, что на высоком посту судьи он руководствуется не столько законами, сколько нормами этики и морали.

 — Господа присяжные, возможно, кое-кто из вас уже мысленно отдал предпочтение еще одному вердикту, не упомянутому вслух. Я имею в виду вердикт «виновен, но невменяем». Когда защита предлагает такой вариант, судья обязан отметить, согласуется ли он с фактами по делу. На случай, если кто-то из вас обдумывает подобный приговор, сообщаю: в отсутствие каких-либо доказательств на этот счет такой вердикт недопустим. В сущности, и защита не предлагала его. Я упомянул о нем лишь потому, что некоторых из вас признания подсудимого могли навести на мысли о его невменяемости.

Возможно, вопиющая самонадеянность, в которой сознался подсудимый, и его стремление распоряжаться чужой жизнью и смертью покажутся вам признаками мании величия на грани помешательства. Но закон дает четкое определение помешательству, и в данном случае совершенно ясно, что подсудимый в точности сознавал свои действия и намерения — вот в чем вся суть.