Суд и расчет

Розовски оставил машину на стоянке рядом с торговым центром (утром здесь еще можно было найти свободное местечко), а сам направился в сквер напротив. Здесь, рядом с киоском продажи билетов спортивной лотереи «Тото» находился крохотный бар, вывеска которого уверяла всех и каждого, что именно здесь, а вовсе не в США, и находится знаменитый центр развлечений и бурной ночной жизни Лас-Вегас. Натаниэль постоял у входа, размышляя над страстью соотечественников давать всему громкие по их мнению названия. Массажный кабинет «Голливуд» с тремя тощими крашеными девицами при всем желании не мог вызвать у посетителей ассоциаций с местом обитания Шарон Стоун или Джессики Ланж. Равно как ничем не напоминала королевский дворец шашлычная под названием «Виндзор».

Но вот бар «Лас-Вегас», у входа в который стоял сейчас Розовски, кое в чем свое название оправдывал. Его владельцем был Шмуэль Козельски, один из подручных Римера. Мелкая сошка, подпольный букмекер. Не брезговавший, впрочем, сводничеством и контрабандой – опять-таки, по мелочам.

Бар был пуст, что не удивило Натаниэля: для десяти утра это вполне естественно. За стойкой в одиночестве сидел Шмуэль Козловски и читал утреннюю газету. Выглядел он весьма благообразно: акуратно подстриженные усики над скорбно изогнутыми губами, очки в тонкой оправе. Углубившись в чтение, он не обратил внимания на посетителя и взглянул на сыщика лишь после того, как Розовски постучал по стойке монеткой.

В его недовольном взгляде мелькнуло замешательство и даже короткий испуг. Он знал Натаниэля еще со времен, когда тот командовал уличным патрулем в Гив'ат-Рехев. Впрочем, знал он и то, что Розовски ушел из полиции несколько лет назад.

– Что пишут? – спросил Натаниэль. Перегнувшись через стойку он бесцеремонно забрал газету. – А-а, вчерашнее дело... «Убийство преступного лидера», – прочитал он заголовок. Ниже располагалась фотография Шошана Дамари. Шошан больше походил на вполне респектабельного и ничуть не злого бизнесмена средней руки. Отеческая улыбка, зачесанная набок седая прядь, из-за которой Дамари и получил кличку. – Что тут у нас? Ага, полиция подозревает в совершении убийства лидеров конкурирующей группировки. Так... Угу... Скажи пожалуйста! Возможна вспышка гангстерской войны, – Розовски покачал головой и изумленно посмотрел на безмолствующего Шмуэля. – Прямо не Тель-Авив, а Чикаго! Аль Капоне, Меир Лански! Ты знаешь, кто такой Меир Лански? Он был большим еврейским бандитом. В конце жизни захотел покоя, решил вернуться на родину предков, а его не пустили. Меир, говорят, очень обиделся... Да. Не повезло... – он вздохнул и вернул газету владельцу. – Что скажешь, Шмилик?

Шмилик была уличная кличка Шмуэля Козельски – еще с юных хулиганских лет.

Шмуэль пожал плечами.

– А что я могу сказать? – его длинное лицо стало еще длиннее. – То же, что и ты.

– Ну, не скромничай, – протянул Натаниэль. – Кое-что ты мне сказать можешь. По старому знакомству. Видишь ли, там случилась очень неприятная история. Очень. Как ты знаешь, я уже давно в полиции не работаю.

Козельски кивнул и облегченно вздохнул.

– Вот, – Натаниэль сделал вид, что не заметил этого. – Сам понимаешь, такими делами занимается полиция. И если бы этот самый убийца – уж не знаю, кто он, – так вот, если бы убийца уложил только Седого, я бы отреагировал так же, как любой добропорядочный гражданин вроде тебя.

Шмуэль снова кивнул.

– Но все дело в том, что кроме Дамари там пострадал мой человек. Совершенно случайно, конечно, но пострадал. И сейчас лежит в реанимации. А это плохо. Согласен?

Козельски что-то сочувственно промычал.

– Этот тип, который стрелял, – Натаниэль ткнул пальцем в сторону лежавшей газеты, – он поступил очень плохо. Кроме Шошана он подстрелил моего стажера, молодого парня. Я таких вещей не прощаю. Понимаешь, Шмилик? Поэтому я решил найти его и объяснить: на улице стрелять нехорошо. Стрелять нужно в тире. И я хочу, чтобы ты мне помог донести до него эту простую истину. Ты ведь поможешь? – для убедительности Розовски уложил на стойку оба своих кулака – вполне способных вызвать уважение собеседника.

Козельски мрачно ответил:

– Я ничего не знаю. И с какой стати я должен тебе помогать? Вообще: при чем тут я?