Драгана принимала друзей во дворце своего дедушки. В Белград она наезжала часто; здесь жил её дядюшка Савва, профессор, специалист по новейшей истории России; русоволосый, синеглазый, с непросыхающей улыбкой мужчина лет сорока. Драгана была счастлива от сознания, что природа подарила ей таких замечательных дядьёв. Она при этом вспоминала Сергея Есенина. У него тоже было трое дядюшек. О них он писал: «Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Они посадили меня на лошадь и сразу пустили в галоп… Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня бельё и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлёбывался, он всё кричал: «Эх, стерва! Ну, куда ты годишься?». «Стерва» у него было слово ласкательное».
Но сейчас дядюшки в городе не было, и Драгана одна принимала друзей. Пришли к ней шесть человек; старший по возрасту из них, и он же руководитель недавно созданной молодёжной организации «Партизанская бригада», Божидар Малошевич — почти однофамилец свергнутого демократами и посаженного в тюрьму президента Югославии Милошевича. Божидар был самый талантливый в Югославии карикатурист и публицист. Он недавно в одной из своих статей написал:
«Прости, Россия. Мы, сербы, не можем быть с тобой больше ни в каком союзе, пока ты не начнёшь управлять сама собой, пока не перестанешь торговать своими союзниками, продавая их за гроши и пустые лозунги. Мы не сможем быть с тобой до тех пор, пока ты не освободишься от антиславянских элементов…»
Шумели, галдели — и всё об одном: о выборах в скупщину, а затем и президента. Предлагали разное: кто вывести народ на центральную площадь и устроить там лагерь по типу украинских оранжистов. И писать плакаты, листовки. Другие призывали устроить марш под лозунгом «Сербы идут!» Но больше было предложений начать расписывать заборы, стены домов призывами бойцовского характера. Раздавались голоса: «Хватит сидеть в обороне! Пора переходить в наступление!»
Заговорил с ними Фёдор Светов. Он сказал, что так уж вышло, в информационной войне, которую навязал русским мировой сионизм, все главные орудия в руках противника: радио, газеты, телевидение. Русский народ оказался безоружным и в одночасье потерпел поражение. Но русские не сидят сложа руки: они копят силы для наступления. И для начала составляют списки тех, о которых говорил Генри Форд — главных виновников войны.
Фёдор подробно рассказал о том, что происходит в России. И предложил сербским партизанам также составлять списки главных врагов Югославии. О том же, что собирается делать экипаж «Пчёлки», и о самой «Пчёлке» Фёдор пока умолчал. Он остерёгся раскрывать перед сербскими друзьями свои конкретные планы.
Драгана почуяла сердцем осторожность Фёдора и не обиделась на него. Проводив друзей и условившись с ними об очередной встрече, она предложила Фёдору перейти к делу. Ей не терпелось нанести первый удар по главным разрушителям её Родины, — их-то имена ей были известны.
Сборы были недолги. Орудия борьбы у Фёдора готовы; он в своей лаборатории разрабатывал их много лет и теперь предложил нанести первый удар по скупщине. Как и в России, здешняя дума кишела врагами народа, которые, как и у нас в России, ловко выдавали себя за патриотов. К депутатам скупщины вполне были применимы слова мудреца, который на замечание «Дураков-то и евреев не так много — как же они умудряются быть повсюду?» сказал: «Да, это верно: дураков и евреев не так уж и много, но расставлены они так ловко, что их везде хватает».
Вот по тем, кто «расставлен так ловко», Фёдор и решил нанести свой первый удар.