Суд идет

— Да, мы нарисуем такие автографы, что господа демократы посинеют от злости.

Потом добавила:

— В другой дом переедут. И пусть переезжают, пока не выкатятся в свой Израиль.

На этой радостной ноте они полетели к другому объекту. Зависли у фасада дома правительства. Тут над дубовыми массивными дверями до самой крыши высилась цельная плита из серого мрамора. Драгана показала Фёдору листок со словами «Сербы идут!..» Фёдор одобрительно кивнул и стал нацеливаться. И вот пушка его ударила. И на сером мраморе появилась запечатлённая в двух коротких словах мечта о пробуждении сербов и всего югославского народа: «Сербы идут!..» И этот боевой призыв в свете электрических фонарей весело засиял червонным золотом. Пассажиры «Пчёлки» представили, как завтра придут на работу министры, среди которых нет ни одного серба, но зато есть два албанца, один невесть как сюда затесавшийся армянин, остальные все евреи. И председатель толстый, с заплывшими маленькими глазками еврей с чужой фамилией Флакончик.

От дома правительства полетели к генеральному штабу армии. Тут тоже на фасаде было удобное место для творчества наших друзей. На этот раз Фёдор обучил искусству рисования Драгану, и та с наслаждением впечатала продажным генералам свое нежное и короткое, как выстрел, послание: «Спите, трусы, вас спасут герои!».

Летали они всю ночь. Фёдор научил каждого писать автографы. На здании милиции Драгана начертала: «Кому служите?..» На фронтоне супермаркета: «Сербы, не пейте! Нас убивают пивом и водкой!».

Над окнами банка: «Ядовитые пауки».

На фронтоне концертного зала: «Смехачи и бесы».

Сбоку от входа в аэровокзал сочинили целое послание: «Домой, ребята! В Америку, в Израиль — торопитесь, а то будет поздно».

В конце операции вернулись к зданию скупщины. Спикер и на газетной-то полосе выглядел страшновато, а тут, увеличенный многократно, ярко расцвеченный красками компьютера, он угрожающе парил над кварталами города. В глазах его пламенела ненависть, а хищно оскаленный рот вызывал отвращение.

С рассветом друзья вернулись домой.

Решили не ложиться спать, а позавтракать и сразу же на автомобиле ехать к дому правительства и скупщине.

Но, позавтракав и разомлев от обильной еды, Фёдор и Борис от поездки отказались, разошлись по своим комнатам, а Драгана с Павлом Неустроевым на автомобиле поехали к скупщине. Однако же вскоре убедились, что на машине в центр города проехать нельзя; на улицах было много людей, всюду сновали полицейские, показывали пути объезда, «расшивали» пробки. Драгана свернула в знакомый двор, поставила машину, и они с Павлом вышли на тротуар, влились в поток чем-то возбуждённых и куда-то торопившихся обывателей.

Павел обратился к двум девушкам:

— Что случилось? Куда идёт народ?

— В скупщину. Говорят, там депутаты с крыши упали.

В разговор вмешался Павел:

— Как это упали? Сразу все, что ли? Ну, может, один упал, а то — упали. Все скопом, что ли? Взявшись за руки, и прыгнули. Странно вы как-то говорите.

Девушки прибавили шаг и затерялись в толпе. Голос подал рядом идущий мужчина:

— Упал спикер. Другие испугались, и тоже… попадали.

Мужчина был высокий, крутой и могучий в плечах — походил на борца или боксёра.

Драгана ему ответила:

— Мы слышали, никто там не падал, а портрет нарисовали.

Похожий на борца гудел:

— Может, и портрет, но лучше бы они упали.

И засмеялся густым приятным баритоном.

Драгана заступилась за власть:

— Вы, верно, не любите своих депутатов. А между прочим, они наши избранники. Мы за них голосовали.

Могучий в плечах наклонил к ней тяжелую голову, разглядывал. Зло проговорил:

— А разве я похож на идиота?

— При чём тут идиот?

— А при том, что одни идиоты за них голосовали.

На этот раз Драгана с Павлом прибавили шаг, чтобы оторваться от человека, который становился опасным.

Драгана не унималась, продолжала задавать вопросы, — на этот раз заговорила с пожилой и со вкусом одетой женщиной:

— Вы нам не скажете, что там в скупщине произошло?

— А произошло то, что и должно было произойти: провалилась в тар-та-ра-ры ваша скупщина. Сгинула!

— А почему она моя, эта скупщина?

— А чья же? Кто-то её выбирал нам, эту власть. Я за неё не голосовала, а вот вы, наверное…

Драгана и от этой собеседницы поспешила удалиться. Но женщина не отставала. Продолжала:

— Не нашенская, что ли? Вид какой-то важный, и акцент русский. Вы бы там, в Москве, со своей думой разобрались. От вас теперь вся мерзость ползёт. Америка и вы. Власть-то у вас под Бушем ходит. И если эта… обезьянка африканская к вам припожалует, вы и перед ней хвостом виляете. Тьфу ты, прости Господи! Русь святая, Богом любимая, а какой позор на свою землю пустила. Прежде то, при Советской власти, жили мы у вас, как у Христа за пазухой, а теперь при вашем предательстве и Югославию бедную в клочья растерзали, и бомбы на нас бросали, и президента нашего Милошевича в тюрьму посадили. Ах, русские! Власть-то у вас, пожалуй, гаже нашей будет! Теперь вот, говорят, вы и тайгу свою знаменитую китайцам продали.