Суд королевской скамьи

— Были ли вы членом коммунистической партии к моменту начала войны?

— Официально я вступил в партию в 1948 году, когда вернулся в Брно и стал работать инженером.

— Меняли ли вы свое имя, сэр?

— Да.

— Не сообщите ли нам, при каких обстоятельствах? — Во время войны я носил имя Эгона Соботника. Я полу-еврей по отцу. После освобождения я сменил имя, так как боялся, что меня найдут.

— В связи с чем?

— Из-за некоторых действий, которые мне пришлось совершать в Ядвигском концентрационном лагере.

— Теперь расскажите нам, если можете, как вы оказались в Ядвигском концлагере.

— Когда немцы оккупировали Братиславу, мне удалось добраться до Будапешта, где я жил по фальшивым документам. Меня схватила венгерская полиция и отправила в Братиславу. После гестапо я попал в Ядвигу, где меня определили на работу в медицинский сектор лагеря, Это было в конце 1942 года.

— Кому вы были вынуждены там подчиняться?

— Доктору Адаму Кельно.

— Присутствует ли он в данном суде?

Соботник указал на него дрожащим пальцем. Судья повторил, что стенографист не может записывать жесты.

— Вот он.

— Какого рода работу вам пришлось выполнять?

— Канцелярскую. Главным образом, вести записи. В конце я вел записи по клинике и по операционной.

Поддерживали ли вы в то время контакты с подпольем? Говоря о нем, я имею в виду интернациональное подпольное движение. Вы понимаете мой вопрос?

— Ваша честь, — сказал переводчик, — могу ли я, с вашего разрешения, растолковать мистеру Тукле смысл вопроса?

— Да, прошу вас.

Они переговорили между собой, после чего Тукла кивнул.

— Мистер Тукла все понял. Он говорит, что была небольшая подпольная группа польских офицеров и большое подпольное движение, которое включало в себя практически всех остальных. Летом сорок третьего года он связался с ним, и ему было сказано, что медицинские эксперименты вызывают большую тревогу. По ночам он с евреем из Голландии Менно Донкером копировал все записи о хирургических операциях, которые проводились в пятом бараке, и передавал их связному подполья.

— Куда их переправлял связной?

— Я не знаю. Но планировалось выносить эту информацию за пределы лагеря.

— Рискованное дело.

— Да, Менно Донкер был пойман за ним.

— Вы знаете, что случилось с Донкером?

— Он был кастрирован.

— Понимаю. Вам не кажется странным, что немцы настаивали на ведении записей такого рода?

— У немцев была прямо мания все записывать. Сначала я думал, они не сомневаются н своей победе. Позже они стали просматривать записи и фальсифицировать их с целью скрыть подлинные причины смерти.

— Как долго вы вели записи об операциях?

— Я начал вести их в сорок втором году и продолжал до освобождения в сорок пятом. Они составляли шесть томов.

— Теперь вернемся назад, сэр. Вы сказали, что сменили имя, чтобы вас не могли опознать после войны в силу того, что вам приходилось делать в Ядвиге. Не можете ли подробнее рассказать нам об этом?

— Сначала я занимался только канцелярской работой. Затем Кельно узнал, что я был членом подполья. К счастью, ему не было известно, что я выкрадывал и выносил записи об операциях. Я был испуган, что он передаст меня СС. И он заставил меня помогать ему.

— Каким образом?

— Держать пациентов, когда им делали пункцию. Порой делать пункцию приходилось и мне самому.

— Были ли вы подготовлены для такой процедуры?

— Однажды я несколько минут наблюдал, как она проводится.

— Что еще приходилось вам делать?

— Также держать пациентов, у которых брали образцы спермы.

— Вы имеете в виду, когда им вводили деревянный стержень в задний проход, чтобы вызвать семявыделение?

— Да.

— Кто этим занимался?

— Доктор Кельно и доктор Лотаки.

— Сколько раз вам доводилось видеть доктора Кельно за этой процедурой?

— Самое малое раз сорок или пятьдесят. Каждый раз он обрабатывал несколько человек.

— Испытывали ли они боль?

Тукла опустил глаза.

— И очень сильную.

— То есть эксперименты проводились над совершенно здоровыми людьми, после чего они подвергались облучению и операциям?

— Милорд, — сказал Хайсмит. — Мистер Баннистер задает свидетелю наводящие вопросы и требует от него выводов.

— Я сформулирую вопрос иначе, — согласился Баннистер. — Сотрудничал ли доктор Кельно с немцами в ходе проведения медицинских экспериментов?

— Да.

— Откуда вам это было известно?

— Я видел его.

— Вы видели, как он оперировал в пятом бараке?

— Да.

— Много раз?

— Во всяком случае, я был свидетелем того, как он провел в пятом бараке двести или триста операций.

— Над евреями?

— Порой это бил приговор суда, но девяносто девять процентов составляли евреи.

— Имели ли вы возможность наблюдать, как доктор Кельно проводит операции в своей клинике в двадцатом бараке?

— Да, много раз. Несколько десятков.

— И вы видели, как он ведет прием? Как сам занимается даже такими мелочами, как нарывы и порезы?

— Да.

— Могли ли вы заметить существенную, разницу между поведением доктора Кельно в пятом бараке и у себя на приемах?

— Да, он был очень жесток с евреями. Он часто бил их или осыпал бранью.

— На операционном столе?

— Да.