Читаем Суд королевской скамьи, зал № 7 полностью

Сэр Роберт Хайсмит и сэр Адам Кельно пристально вгляделись друг в друга, припоминая свои встречи много лет назад. Сэр Роберт с тех пор поседел, стал еще грузнее, и волосы его уже не были взъерошены, как тогда. На столе перед ним лежал экземпляр «Холокоста».

— По-видимому, нет почти никаких сомнений: вас действительно оклеветали. На первый взгляд можно подумать, что никаких возможностей для защиты у них нет. Однако мы должны учитывать, что оскорбляющее вас место в книге представляет собой всего один абзац в труде из семисот страниц. Узнают ли читатели вас, титулованного британского гражданина, в персонаже, о котором говорится лишь вскользь как о враче в концлагере «Ядвига», даже без упоминания национальности этого доктора?

— Возможно, и нет, — ответил Адам, — но мой сын меня узнал, и еще один юноша, мой подопечный, — тоже.

— Когда речь идет о возмещении ущерба, большую роль играет весомость оспариваемого обвинения. Размер возмещения может оказаться чисто номинальным.

— Ущерб причинен вот здесь, — сказал Адам, ткнув себя пальцем в грудь.

— Я хочу сказать, что мы рискуем открыть ящик Пандоры. Если другая сторона решит принять бой, уверены ли мы, что выйдем из него без единого пятнышка? Можем ли мы считать, что наши руки совершенно чисты?

— Никто не может знать этого лучше, чем вы, — сказал Адам. — Я считаю, что эти слова намеренно вставлены в книгу как часть заговора, который будет преследовать меня до конца жизни. Но сейчас, по крайней мере, я имею возможность дать отпор, и не в пародии на суд, как в Польше, а перед лицом британского правосудия.

— Вам не кажется, что они вряд ли решатся на открытый бой? — спросил Ричард Смидди.

— Если мы предъявим им достаточно жесткие требования, они, вероятно, будут вынуждены защищаться. Все зависит от того, как оценивает причиненный ущерб сэр Адам.

— Как я оцениваю ущерб? Не считая ада, пережитого в лагере «Ядвига», я сидел в Брикстонской тюрьме и семнадцать лет провел в изгнании — в Сараваке, и все это — из-за них. Я не сделал ничего плохого. Как, по-вашему, я должен оценить ущерб?

— Прекрасно, — сказал сэр Роберт. — Но я все же должен несколько умерить ваше возмущение с учетом реальной ситуации. Вы это понимаете?

— Да.

— Очень жаль, сэр Адам, что вам снова придется через все это пройти. Будем надеяться, что они проявят рассудительность.

В приемной Смидди попросил мистера Радда связаться с его клерком мистером Буллоком и решить вопрос о гонораре. Выйдя на улицу, Смидди и Кельно направились в сторону Стрэнда и остановились на переходе, дожидаясь, когда прервется поток черных такси и красных двухэтажных автобусов. На другой стороне, улицы возвышался зловещий серый фасад Дома правосудия.

— Попомните мои слова, сэр Адам: до суда наше дело не дойдет.

«Хоббинс, Ньютон и Смидди»,

адвокаты

Чансери-Лейн, 32

Лондон

Абрахаму Кейди,

издательству «Шоукросс паблишерз»,

типографии «Хамбл, Лтд.»

Господа,

После нашего первого обращения к Вам мы получили указание нашего клиента, доктора медицины сэра Адама Кельно, запросить Вас о нижеследующем:

1. Намерены ли Вы принести свои извинения на заседании суда?

2. Каким образом Вы предполагаете возместить сэру Адаму Кельно понесенные им в связи с этим делом расходы?

3. Что Вы намерены предпринять для изъятия из всех книжных магазинов всех экземпляров «Холокоста» и для исключения упоминания о докторе Кельно из всех последующих изданий книги?

4. Поскольку обвинения против сэра Адама Кельно абсолютно лишены оснований, невозможно представить себе более тяжкую клевету по адресу человека его профессии. Каким образом Вы намерены возместить существенный ущерб, нанесенный его доброму имени?

Поскольку наш клиент требует извинений в открытом заседании суда, необходимо вручить Вам повестку с вызовом в суд. Просим сообщить нам, какая адвокатская фирма будет Вас представлять.

Искренне Ваши,

«Хоббинс, Ньютон и Смидди».

<p>3</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Классика / Текст

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза